Лампёшка

— Я помою ноги, — шепчет она постели. — Чтобы тебя не замарать.

На улице хлопает дверь. Лампёшка подходит к окну и, опираясь локтями на подоконник, смотрит вниз. Двое мужчин выносят из дома чёрный гроб. Впереди шагает худой человек в длинном плаще — тот, что отпер им с учительницей ворота. Позади — высоченный, здоровенный парень. Дождь барабанит по крышке гроба, оба носильщика тут же промокают до нитки.

Марта тоже выходит из дома, раскрыв зонтик и набросив на плечи чёрную шаль. Она сердито машет тем двоим. Ну же, шевелитесь! Вперёд!

Маленькая процессия спускается с парадного крыльца по лестнице. Один из носильщиков высокий, другой обычного роста, им приходится держать гроб наперекос. Марта суетится сзади, пытается прикрыть зонтиком здоровенного парня, но не дотягивается.

Тот, что идёт впереди, худой и в плаще, едва не роняет гроб. Марта визжит:

— Разиня! Поосторожней!

Она забегает вперёд и подставляет плечо под гроб. Зонтик падает в траву, прямо под ботинок парню, и троица скрывается за изгородью.

Лампёшка ждёт и ждёт, но они не возвращаются. Зонтик так и валяется в траве. Постепенно сгущаются сумерки, наступает ночь.

Она не знает, как зажечь лампу, — спичек нигде нет. В доме мёртвая тишина.

И никто не приносит ей поесть.

Ночь

Заболев, мама Лампёшки потеряла голос. Ходила она уже давно с трудом, опиралась на руку дочери, а когда и это стало не по силам, просто больше не вставала. Руки её слабели, она часто роняла вещи, а потом и язык перестал её слушаться: понять, что она говорит, было уже невозможно. Никто не знал, в чём причина. Но ничего поделать было нельзя. Странные звуки шариками выкатывались у неё изо рта, речь походила на лепет пьяного или бормотание сумасшедшего. И она замолчала. Лежала на подушке и всё смотрела, смотрела.

Но голос её по-прежнему звучал у Лампёшки в голове. А когда мама умерла, голос остался. Обычно он обращается к ней ласково. Иной раз строго.

— А ну-ка, живо! — говорит мама сейчас. — Надела ночнушку, помыла ноги — и в постель! Хватит копаться!

Девочка не обижается: когда мама строгая, ей, Лампёшке, кажется, что за ней по-прежнему кто-то присматривает. Стягивая платье, она находит в кармане осколок зеркала. Девочка проводит по нему пальцем и кладёт на прикроватный столик. Она наклоняется, чтобы развязать шнурки, но тут в коридоре раздаются какие-то звуки. То ли шарканье, то ли сопение. Лампёшка вздрагивает и испуганно поднимает голову, но звуки затихают. Может, послышалось?

Ей не хочется думать о чудовищах, её голову распирает от всего того, о чём ей не хочется думать. Но на улице стемнело, за окном ничего не видать — как тут удержишься? Лампёшка сдаётся и начинает думать. О своей собственной кровати. О том, как вокруг маяка шепчет море. И как храпит по ночам отец. Лампёшка теребит неподдающиеся шнурки и так сильно не думает об этом, что ей кажется, будто она всё это слышит. А может, так оно и есть?

Она слышит, как в глубине дома кто-то храпит.

Или рычит.

— Мама? Это же не чудовище, правда?

Мама смеётся.