Приехал он на место к полудню, в самый разгар ярмарки. Ослабил волам упряжь, дал им корму, а сам прошелся по базару в поисках подходящей рессоры, не нашел и вернулся, купив деревянные грабли. Волы еще жевали. Он уселся на дышло, достал из сумки кусок сала, хлеб, поел сытно, а попить решил, когда отведет волов поить. Но для порядку все же выпил стаканчик водки; в горле приятно защипало.
Заметив, что бычки уже сыты и только без толку разбрасывают сено, он прибрал его в телегу и стал выпрягать волов. Завозившись с ярмом, он не заметил, как другой бычок подошел к повозке торговца-венгра и выхватил оттуда клочок соломы.
Он подошел за телком, и венгр, выругавшись, неожиданно хлестнул его плеткой по лицу. Костыль даже не дрогнул, он отвел бычков к ручью, что протекал прямо посреди площади, напоил их, сполоснул покрасневшее от удара лицо, утерся рукавом и, вернувшись, снова привязал бычков, затем достал из телеги свою длинную жердь и направился к повозке венгра. Тот стоял в компании нескольких человек и, держа за спиной плетку, о чем-то оживленно говорил, все смеялись. Костыль нахлобучил поглубже шапку, чтобы случайно не слетела, оперся на свою палицу и позвал:
— Барин!
Венгр все еще был занят своим рассказом, и вся компания смеялась стеклянными, надтреснутыми голосами.
Костыль, не спуская глаз со своего обидчика, снова позвал:
— Эй, барин, поди сюда!
Венгр оказался не из робких; франтоватый, в сапожках и брюках галифе, он направился к румыну с таким видом, будто собирался его живьем проглотить.
Но лишь он приблизился на должное расстояние, Костыль взмахнул своей дубинкой, и не успел венгр опомниться, как получил удар по голове и упал.
Компания, наблюдавшая издали, тут же бросилась венгру на подмогу, хватая на ходу все, что попадалось под руку. Но Костыль так ловко орудовал своей палицей, что противники, то один, то другой, а то и по двое сразу, все валились наземь. Двое попытались напасть на Костыля сзади, но он ткнул обоих другим концом дубины в живот, и они отлетели в сторону.
Кому голову проломил, кому зубы выбил, а одному даже челюсть набок свернул — восьмерых один одолел. Те, что смогли подняться, отошли в сторону и больше не нападали, стояли как побитые псы, зализывающие свои раны. Все произошло так быстро, что никто и очухаться не успел, не то что позвать на помощь. Только теперь толстая краснолицая венгерка, увидев своего мужа распростертым на земле, завизжала, как поросенок. Со всех сторон сбежался народ, люди бросали еду, оставляли свои торговые дела и бежали поглядеть, что же там случилось. Костыля окружили плотным кольцом, но ни один человек не посмел войти в круг, где мог быть настигнут дубинкой. Вдруг какой-то венгр выхватил нож и бросился на Костыля, тот выбил у него из рук нож и самого треснул как следует…
Больше смельчаков не находилось. Он стоял, опираясь на свою палицу, и дожидался полицейских. Как только они явились, уложил он посох на место, в телегу, под соломенный настил. Пока запрягал волов, телегу нагрузили поверженными противниками. Сопровождаемая огромным потоком людей, телега тронулась с места — это было похоже на похоронную процессию. А Костыль, сев на передок, спокойно и привычно сказал:
— Хоу, Теюш! Пошел, Жиу!
СТАРИК УРКАН
Придерживая рукой полный фартук фасоли, Лудовика поднялась на гору, остановилась, перевела дух. Сердце у нее бешено колотилось не оттого, что труден был подъем или тяжела ноша, — баба она была еще крепкая, хоть куда, — билось оно от страха, что застукают ее сторожа на чужом поле за неблаговидным занятием. Пока она обрывала стручки, чудились ей отовсюду крадущиеся шаги, перешептывание подкарауливающих в засаде людей. У страха, говорят, глаза велики, да разве ж отличишь шорох кукурузных листьев от людского шепота?
А попадись она за таким делом сторожам в руки, повели бы ее к старосте, позора не оберешься.
Теперь и передохнуть можно, поле далеко, и сторожа ей не страшны, пускай ловят, откуда им знать, чья фасоль, со своего поля или с чужого?
«Сами они нешто святые, прах их возьми!» — подумала Лудовика, утирая со лба пот.
Парило. Женщина уселась на самой верхушке горы. Худощавая, с темным от загара лицом, в черном надвинутом на глаза платке, из-под которого выбивались седые пряди волос, она походила на большую хищную птицу, готовую взлететь в чистое голубое небо. Приставив козырьком ладонь к глазам, Лудовика вгляделась в даль, высматривая среди кукурузных зарослей свой дом с красной черепичной крышей, торчащей среди зелени точно огромный мак.
ebooksa