Избранное

Студент только-только успел вытащить свою поклажу.

Станционный дежурный — и он, будто из детства, все тот же, с угреватым носом, в потертом, с пятнами машинного масла кителе, — пробежал вдоль вагонов, отдавая кому-то распоряжения, а кому? Неизвестно. На перроне ни души, один только извозчик-цыган стоит. Да вдалеке тесная кучка мужиков в суманах с туго набитыми торбами через плечо.

Поезд потихоньку набирал скорость. Цыган завернул за угол станции и исчез. Дежурный постоял еще на полотне между рельсами, глядя вслед уходящему поезду, и тоже заторопился в тепло.

Студент остался один.

Он стоял около здания станции, видно, недавно надстроенного и похожего на два неумело поставленных друг на друга ящика, потемневших от дождя.

Все остальное не изменилось: перрон в рытвинах, покривившиеся скамейки, весы, темный зал ожидания. Даже грязь.

Скудость, запустение. А ведь раньше, приезжая домой на каникулы, все, что он видел, наполняло его тревожной радостью, трогало, умиляло, теперь он на все смотрел отчужденно и равнодушно.

Будто повстречал давнишнего приятеля и видит: никчемный стал человек — грязный, хмельной оборванец.

Возле станции два понурых вола жевали, выхватывая из телеги солому.

На передке сидел мужичок в башлыке, держал в руке краюху хлеба, откусывал и заедал сливой, выковыривая из нее сперва ножом косточку.

Завидев студента, мужичок завернул хлеб в тряпицу, вытер о штаны нож, руки и двинулся ему навстречу.

— Ты, Ион? — удивился студент.

— А то кто же? Дед-то, однако, задыхается…

Дедом Ион называл отца студента, хотя в родстве они не были, но повелось с малых лет: дед да дед, так и осталось.

— А что с отцом? Заболел?

— Да не заболел, а задыхается он, хворает…

Ион прикрыл чемоданы рядном, запасливо прихваченным из дому, а потом присыпал соломой, чтобы не вымокли.

— Давно ждешь?

— Да не больно, волов вот успел покормить. Дорога-то не близкая, а я вдобавок и на мельницу завернул.

Студент ласково потрепал вола по холке.