Да только не было ему, видно, удачи, а может, время еще не приспело, потому как, сколько бы он ни старался, не удавалось ему сколотить деньжонок на покупку коровы.
Он и овец растил на продажу, чтобы купить по осени желанную телочку, и свиней выкармливал на тот же случай, да они вдруг ни с того ни с сего враз и подыхали. А то и налоги надо было платить. Или еще какая-нибудь напасть сваливалась, и опять откладывалась долгожданная покупка. А сейчас взял он в банке ссуду, кое у кого занял понемногу, кое-что накопил, на том, на другом сберег, и собралась у него солидная сумма денег.
Как подумаешь, что теперь и у него в хате запахнет парным молоком, что не придется больше его ребятишкам вечерами с кринкой под чужой дверью скрестись, тепло, радостно становится на душе.
И побежали его мысли, обгоняя время: будет у него корова, будет и телочка, держать он будет двух коров, двух телок: одну продаст, другая тем временем подрастет, эту продаст, следующая на подходе…
Глядишь, и он себе кусочек землицы купит…
Прекубу даже жарко стало. Довольный, он подергал гайтан у себя на шее. Снял шапку, помял в руке и снова надел, залихватски сдвинув на ухо.
И запел, а знал он одну-единственную песню, которую певал еще молодым неженатым пареньком.
Голос у него был хриповатый, будто у старого дьячка, и песню он затянул старинную, протяжную про девицу-красу, что у окошка прядет пряжу, и тянулась, вилась эта песня без конца, повторяя одно и то же, будто деревенская речушка при лунном свете.
На вершине холма он остановился, вытер пот рукавом.
Внизу, в долине, будто волчьи глаза горели — светились желтым деревенские окошки.
Прекуб прикинул, где его хата, постоял и долго-долго смотрел на нее.
Голосили петухи.
Прекуб перекрестился и пошел себе дальше.
Туман на равнине голубел, разгоралось на востоке пламя, бросая отблеск на все необъятное небо.
День настал тихий, теплый. Небесная синева в белых прожилках облаков казалась мраморной. Спеющие нивы с туго-претуго набитыми колосьями просыпались нехотя, насыщая воздух сладким хлебным запахом.
Серая лента дороги обвивала холмы и вытягивалась вдруг в струнку, будто швырнул ее кто с силой на зеленый простор равнины.
По дороге тянулись телеги, отары овец, коровы, волы. Смеясь и переговариваясь, шли бабы с торбами через плечо, неся на голове корзины с домашней птицей — кто с курицей, кто с гуской.
Прибавил и Прекуб шагу, заторопился, будто поддавал кому коленками. Дорогу эту он плоховато знал, вот и посматривал на телеги из Тритень. А если уж выложить все начистоту, то посматривал он на эти телеги еще и потому, что и ходить-то он был не больно привычен.
Завидев пешего издали, хозяева подхлестывали лошадей, а поравнявшись с ним, оборачивались назад и копошились в соломенном настиле, будто и в самом деле что-то искали на дне повозки, и проносились мимо, обдавая его тучей пыли.
Многие из них Прекубу были знакомы — пас он у них овец, а они прогоняли его потом, не заплатив ни гроша, а то и платили, даже «спасибочки» говорили, да что с того…
ebooksa