Избранное

— Мариоара, Мариоара…

Он ощущал под рукой ее горячую, упругую трепещущую грудь, он целовал ее волосы, шею, осыпал поцелуями лицо, щеки; оба они замерли, безмолвно прижавшись друг к другу и боясь нарушить этот блаженный миг душевного единения.

— Я истосковался по тебе… — произнес он проникновенным голосом и так крепко сжал ее, что она чуть не задохнулась в его объятьях.

— И я…

Он знал, что она лжет, но ему было достаточно того, что он целует, обнимает ее, большего ему и не хотелось, он заученно повторял слова любви, и она тоже понимала, что он лжет.

— Мариоара, а ведь как хорошо было бы нам вернуться в те далекие годы, — сказал он и умолк, точно у него дух захватило от одной только мысли о таком невозможном счастье. Он и не задумывался о том, лелеет ли он в глубине души подобное безумное желание или оно случайно напросилось на язык под влиянием внезапно вспыхнувших чувств, о которых он еще минуту назад и не подозревал, но сейчас он дрожащими губами, казалось, открывал самую сокровенную мольбу истосковавшейся души.

— Представь себе, вернулось прошлое, да, да… Мы бродим в кокуланском лесу, собираем цветы, ищем гнезда, а кругом заливаются соловьи, и мы, — тут он нежно поцеловал ее, — …помнишь нашу песенку?

Посвети нам, боженька, В лес ведет дороженька…

А я еще называл тебя кымпийской соловушкой, помнишь?..

— Бог мой, ты и такое помнишь?..

— А ты разве не помнишь? Неужто забыла? Неужто тебе не хочется повернуть все вспять? Неужели тебе не жаль прошлого?..

— Изредка, когда взгрустнется… Но все равно, ничего не вернуть…

— Ах, Мариоара… Все зависит только от нас. Скажи: да, и мы снова станем детьми, что рвали цветы и искали птичьи гнезда. Скажи только: да!

— Нет, нет и нет.

Она несколько раз легонько хлопнула его по плечу, обняла за шею и очаровательно улыбнулась.

Она больше не любила его, а может, никогда не любила, но ей было лестно, что этот высокомерный человек все же не забывает ее, приходит к ней, и, хотя она знала, сколь прихотлива и изменчива любовь, знала, сколь призрачно и ненадежно неразделенное чувство, все же сердце ее отказывалось поверить в эту непреложную истину, она уверяла себя, что он любит ее по-прежнему, и счастливо улыбалась от мысли, что совсем скоро она сделается женой господина судьи.

— А если я тебя похищу… Возьму и увезу с собой в Турду или куда-нибудь еще, и настанет для меня совсем другая жизнь… а уж какая, будет зависеть только от тебя…

— Оставь меня и не трогай, — ответила она, шлепая его по руке, слишком уж настойчиво пытающейся проверить, как забьется у нее сердце. — Ты для меня и сейчас слишком важный, шею повернуть не можешь, а что же будет, когда ты станешь судьей и судейский воротничок совсем сдавит тебе шею?.. И все же я любила тебя… Ты тогда зря поверил другим, а не мне… Оправдываться было глупо, да и как я могла доказать обратное?.. Никак!..

— А если начать все сначала?

— Ты просто выпил лишнее… Что-то от тебя сильно вином попахивает.

— Здравствуйте, — произнес с порога чей-то громкий голос.