Избранное

Мариоара вскочила как ужаленная, лицо у нее вспыхнуло, она бросилась к окну, приводя в порядок одежду, прическу.

— Проходите, милости просим.

— А-а-а, вот вы где… «Вы у окна, закованная в цепи одежды розовой июльского заката…» Что за божественный вид! — продекламировал, все еще стоя на пороге, учитель из Бею, великан с длинными волосами и в зеленых очках, счастливый обладатель богатого арсенала звучных, громогласных, поэтических слов.

Он долго, церемонно целовал руку «коллеге», восторженно глядя ей в глаза, что «вобрали в себя всю голубизну кымпийского неба», и после нескончаемо длинной тирады широким жестом указал вдаль, как бы намереваясь рукой пробить стенку и выйти в эту самую «даль»…

Со студентом он поздоровался за руку, как старый приятель, хотя познакомились они недавно, этим каникулярным летом, но были уже накоротке, говорили друг другу «ты».

— Где это вам удалось раскопать такие прелестные цветы? — спросила девушка, беря у него из рук букет, ни секунды не сомневаясь, что цветы предназначены именно ей.

— Очаровательнейшая из коллег, вам в угоду господь бог усеял Кымпию цветами, а небо звездами…

— Будет вам нести вздор…

Она вытащила одну фиалку и кинула в него, угодив ему прямо в лицо, потом зарылась носом в букет и посмотрела томным, ласковым, чарующим взглядом, который убивает наповал всех желторотых романтиков, а также и глубокие поэтические натуры вроде господина учителя.

Сердце учителя забилось, запрыгало как мячик, готовое выскочить из груди, но, увы, где-то возле горла наткнулось на преграду из сбившихся в кучу слов, уже намеревавшихся излиться, если бы… если бы им не помешало появление нового гостя, а именно господина нотариуса, маленького, толстенького, хотя и крепко сбитого молодого человека настолько необъятной ширины, что трудно было сразу определить, где он шире — в плечах или в талии. Глаза у новоявленного гостя испуганно забегали, точно он столкнулся лицом к лицу со смертельной опасностью; он изо всех сил старался сохранить независимый вид, и чем больше старался, тем меньше ему это удавалось…

— Бонжур, Мариоара.

— Ой-ой! Не жми так руку, отпусти. Мне же больно!..

— Приветствую господ мужчин… Ах, это ты, студент, расселся, прямо как у себя дома! Ах, и вы здесь, господин учитель? Фу-у, ну и жарища, прямо настоящая июльская…

Он весьма изящно поддернул брюки, чтобы не измять складку, и уселся на стул с независимым видом, хотя глаза у него все еще бегали, останавливаясь то на студенте, то на учителе, а они, надо отдать им должное, будто и не замечали его волнения, наконец господин нотариус с мольбой устремил взор на хозяйку, словно он и впрямь ожидал от нее чего-то.

Действие винных паров мало-помалу ослабевало, студент заскучал, заерзал на стуле и, закурив, стал рассеянно глазеть через окно во двор.

— А пропо́!.. Чуть было не забыл!.. — преодолев смущение, заговорил наконец нотариус, хлопнув себя по коленке. — Мариоара, ты ведь в субботу ездила в Турду, виделась с этой… ну, как ее… Лизой Поп?.. Передала она через тебя то, что мне обещала?.. Ну, то самое…

Мариоара с невинным видом улыбалась, притворяясь, что не знает, о чем идет речь, но, заметив на лице нотариуса полную растерянность и отчаяние, смилостивилась и кинула в него тоже цветком.

— Ну, конечно, виделась, — ответила она. — Сейчас я тебе дам то, что она передала…

Она вытащила из ящика стола розовый конверт и вручила нотариусу.

— А что мне ей передать? — насмешливо спросила она.