— Звездочётом его только мусора зовут, — хмыкает Цвет. — А так он Гриша Шахтинский. Он, как раз и собирает сходку. Типа самый авторитетный вор у нас.
— А он на ЛВЗ крепко сидит?
— Да нет, пытается закрепиться, но всё никак не выходит. Если завтра всё получится, сами туда залезем.
— Не, не сейчас, там конторские кружат. Сейчас не время.
— Ладно, неубитых медведей пока не трогаем.
— Паш, — говорю я, — выхода у тебя два, так? Или в бега, или наверх, правильно? Третий выход, летальный, я даже не упоминаю.
— Да хорош ты, с агитацией своей. Решили уже, так чё из пустого переливать? Короче, давай всё пройдём ещё разик. И смотри, не прощёлкай ничего.
— Да ладно, чё ты, разыграем, как по нотам. Во сколько, кстати?
— В три, в пятнадцать то есть.
— Во как, — удивляюсь я. — Нечисть же по ночам выползает обычно.
На это он ничего не отвечает. Мы обсуждаем план, и я отправляюсь домой. Но, прежде чем отправиться спать, я захожу к дяде Гене. Шанс застать его трезвым в это время минимальный, но мне везёт.
— Ты чего, Егорий, по ночам шарахаешься? — недовольно бурчит он. — Я уж спать лёг.
Выглядит он действительно сонным.
— Дядь Ген, завтра работаем.
— Как это? — сон вмиг слетает, и он заметно напрягается. — Ты чего творишь? Это, по-твоему, заранее? Я же тебе велел загодя сообщить! Не знаю ничего! Как я тебе успею?!
— Дядя Гена, ты не ори зря, лучше подумай. По-другому не получается. Нужно завтра, но вечерком, аккуратно, точечно, чётко. Завтра, кстати, дискотека должна быть, если я правильно помню. Наверняка опять туда попрутся, вот там их и накрыть бы. Я и Баранчика туда же запущу, чтобы шухеру побольше было.
— Не знаю, — чешет в затылке Рыбкин. — Придётся подмазывать.
— Подмазывать, чтобы заставить выполнять свои обязанности? Серьёзно?
— Ускорение, как-никак. Требуется стимул.
— Блин, а кому, тебе или парням?