Подпольная империя

22
18
20
22
24
26
28
30

— Тоскую, конечно. Ну а что же делать было? Из-за тебя ведь…

— Эй! — перебивает Наташку тот, кто приносил мне воду. — Эй, ты! Уснул что ли? Вставай!

Ага, щас прям. Тебе надо, ты и вставай.

— Эй, слышишь? Давай, вылезай оттуда!

Ну, вот это предложение уже поинтереснее. Сверху появляется лестница. Я поднимаюсь с земли и ставлю ногу на перекладину.

Вылезаю из ямы и оказываюсь в довольно просторном дворе с низкорослыми глинобитными постройками и большим глиняным же забором. Рядом с ямой стоит мужик, похожий на басмача Абдулу из “Белого солнца пустыни”. На нём офицерская полевая форма без опознавательных знаков и небольшая чалма.

Осматриваюсь. Под ногами лежит белая, похожая на мел пыль и утоптанная глина. У ворот дежурит человек. Он в халате и тюбетейке, в руке держит автомат. Судя по отрешённо-сосредоточенному лицу, выстрелит не раздумывая.

Посреди безжизненного, иссушенного солнцем двора стоит раскидистое и очень красивое дерево. И это не чинара. У него толстый невысокий ствол и ветви с маленькими кожистыми листочками и светло зелёными водорослями побегов. В густой тени этого дерева установлен дастархан с невысоким длинным столом посередине и красивыми яркими подушками, разложенными вокруг.

Стол уставлен яствами. Плов, лепёшки, шурпа, ещё что-то невероятно привлекательное…

— Стой здесь, — приказывает Абдула.

Время уже глубоко послеобеденное, но солнце палит нещадно. Я моментально покрываюсь потом.

— Долго стоять? — спрашиваю я. — Жарко. Если долго, я лучше в яме подожду.

Он свирепо, как разгневанный бай, смотрит на меня и едва заметно покачивает головой. Я бросаю взгляд на часы с видом, будто мне некогда. Вообще-то, сегодня должно быть моё выступление на конференции, а я тут глупостями занимаюсь.

Проходит минут пять, не меньше, прежде чем в доме, прилепившимся к стене у самых ворот, открывается дверь и из неё выходит та самая девушка, что была здесь вечером. Думаю, это она. Она замотана в красивый платок василькового цвета и одета в военную униформу. Правда, в отличие от Абдулы, это не советский офицерский мундир.

На ней высокие кожаные ботинки на толстой подошве, короткая, обтягивающая крутые бёдра, юбка цвета хаки и такая же куртка, сшитая по фасону джинсовой. Она идёт в мою сторону, вышагивая, как на подиуме. Красиво идёт, чуть виляя тугим задом и выбрасывая длинные стройные ноги.

Ого. Огонь просто. Я даже про голод и жажду забываю. Горбатого, как говорится, только могила исправит.

Она приближается ко мне и останавливается в паре шагов. Красотка. Высокая, горячая, смуглая. Большие карие глаза, свежая кожа, юный персик, широкие скулы, чувственные губы. Голливуд бы такую с руками оторвал, да только нам самим мало.

Она тоже рассматривает меня, причём я не вижу и следа кротости и смущения, которые ждёшь от восточной девушки в кишлаке с глиняными домами.

Глаза Айгюль чуть прищуриваются. Она исследует меня молча. Наконец, как следует рассмотрев, кивает в сторону ломящегося от еды стола.

— Проходи, — показывает она на дастархан, и её грудной низкий голос звучит более, чем приглашающе.