Я обрушиваю свою дубину на спину копейщика, и он, не удержавшись валится с ног. Уперевшись в копьё кулаками с зажатым в них оружием, я толкаю остальных двух экзекуторов и рублю верёвки. Пока только с одной стороны.
К счастью для Киргиза, они так ещё и не вонзили в него копьё, а орал он больше от ужаса, когда наконечник тыкался ему в мягкие ткани, прорывая брюки. Пока я вожусь с верёвками, студент не даёт подняться остальным копейщикам, осыпая их градом ударов по бокам и ногам.
— Догони вон того и не дай уйти! — показываю я на жнеца. — Переломай ему ноги, только не убивай.
Студент бежит наверх, а я обрубаю оставшиеся верёвки и сталкиваю Киргиза с гроба. Он падает на землю и пытается двигать ногами и руками. Затекли они у него не на шутку. Между тем, магистресса с лицом, залитым кровью и поднятая на руки своими солдатами, каждый из которых в разное время был её сексуальным партнёром, показывает пальцем на меня:
— Разорвать его!
Твою ж дивизию! Судя по их рожам, ни у кого не появится и малейшего сомнения, прежде чем он начнёт исполнять распоряжение своего духовного лидера. Пожалуй, лучше отступить. Киргиз кое-как поднимается и взяв в руки полено, валявшееся здесь же, поднимает его над одним из копейщиков, извивающимся на земле.
— Только не по голове! — успеваю крикнуть я и слышу хруст костей и душераздирающий вопль.
— Отходим, — командую я. — Отступаем и отбиваемся. Они обдолбанные, реагируют медленно.
Киргиз не возражает, но, прежде чем начать выполнять мой боевой приказ, ломает рёбра второму сатанисту, покушавшемуся на его целостность.
— Брось его, — говорю я. — Надо отходить!
И мы отходим. На удивление эти упыри становятся более живыми, поэтому нам приходится отбиваться, и, лишь поломав пару-другую ключиц и рук, мы разворачиваемся и даём дёру.
Студент бьётся со жнецом, который вовсе не собирается легко сдаваться. Мне приходится прийти ему на помощь. Подбежав сзади, я хреначу его по ногам и этот сумрачный или какой он там, блуждающий, что ли жнец со стоном падает на землю. Я подхватываю его под руку и киваю студенту, чтобы сделал то же с другой стороны. Этого гада бросать нельзя, слишком ценный кадр. Надо брать, причём живым. Во что бы то ни стало.
Мы тащим его наверх из оврага, а снизу подступают одурманенные бесы с окровавленной пчеломаткой на своих руках. И как-то сами собой в голове складываются слова из песни Миши Елизарова:
Мне кажется даже, что я слышу его голос. Но это ошибка, это не он. Это автоматная очередь и усиленный мегафоном голос:
— Всем оставаться на своих местах! Ведём огонь на поражение.
Адепты нихрена не понимают и прут наверх, а отсюда сверху, навстречу им бегут зелёные человечки. Нет, не зелёные, чёрные, но сути это не меняет. Я оборачиваюсь и ищу глазами Киргиза. Но его нет, вот же хитрый хорёк. Надо было его бросить там. Жалко, что я так не могу…
Я устало опускаюсь на землю. Студент тоже. Ну а жнецу ничего другого и не остаётся. Куда он с перебитыми-то ногами денется…