«Не нравится мне это ваше „любопытно“. Говорите, как есть, чего уж там…». Джейхун присел на край кровати и участливо сложил руки на коленях, держа паузу, явно готовясь что-то сказать. Меня это нервировало.
— А Вы что-то помните до машины?
— Много, — схитрил я.
— Так, хорошо. Помните, как Вас привезли в нашу клинику?
— Нет.
— Помните, как подписывали бумаги?
— Нет.
«Какие ещё бумаги?» — мне всё это переставало нравиться совершенно.
— В истории болезни явно говорится, что он находился в сознании и при транспортировке, и в приёмном покое, — вполголоса сообщил Джейхун Виктору, — Это странно, но бывает.
— Сергей Александрович, как видите, оснований волноваться нет. При подобных травмах вполне естественны небольшие провалы в памяти.
— Ок.
— Вас доставили к нам в Боткинскую больницу рано утром 25 октября с черепно-мозговой травмой. Как следует из истории болезни, произошёл какой-то коллапс на железной дороге, резкая остановка поезда, отчего часть пассажиров получили травмы различной степени тяжести.
«Всё, приехали…» — успел только подумать в промежутке я.
— После обследования, было принято решение Вас оперировать. Мы поэтому спрашиваем, помните ли Вы, как подписывали бумаги согласия на хирургическое вмешательство.
— Нет.
— После начала операции появился риск повреждения центральной нервной системы из-за возможного кровоизлияния, поэтому нейрохирурги вынуждены были ввести Вас в состояние искусственной комы.
Я совершенно перестал понимать, что они говорят. Слова звучали знакомо, но общий смысл от меня ускользал.
— Документы на это уже подписывала Ваша жена, потому что Вы были под наркозом, — вмешался Виктор Эдуардович.
— Верно, однако, вопреки прогнозам, кома продлилась не сутки-двое, а шесть с половиной суток.
Я был совершенно сбит с толку, думать рационально не получалось, вопросы метались в голове один за другим.