– Послушай, девочка. Мы проплыли огромное расстояние. Я и сам первый раз увидел эти горы за лесом.
– Ну ладно, – сказала она. – Отсюда мы все равно не можем на нее повлиять, так что нет смысла думать о ней. Дэвид?
– Да?
– Ты еще любишь меня?
– Да. Очень сильно люблю.
– А вдруг я ошибаюсь, и ты просто жалеешь меня?
– Ты не ошибаешься, и жалость тут ни при чем.
Марита взяла горсть редиски и медленно ела ее одну за другой, запивая вином. Редиска была молодая, крепкая, острая.
– Не переживай, что у тебя ничего не вышло сегодня, – сказала она. – Все наладится. Я уверена.
– И я уверен.
Он вырезал вилкой сердцевину артишока и, обмакнув ее в горчичный соус, приготовленный мадам, положил в рот.
– Дай мне тавельское, – попросила Марита. Она отпила большой глоток и воткнула бутылку в песок, прислонив ее к корзинке, стоявшей между нею и Дэвидом.
– Мадам собрала нам отличный обед – правда, Дэвид?
– Изумительный. Неужели Ороль и впрямь поставил ей синяк под глазом?
– Не очень заметный, но синяк.
– Она бывает с ним очень резкой.
– У них большая разница в возрасте. Он имел на это право, поскольку она первая оскорбила его. Мадам сама это признала. Она просила кое-что передать тебе.
– Что именно?
– Признание в любви.
– Нет, она любит только тебя, – сказал Дэвид.