– Мы должны быть к ней повнимательнее.
– Да, месье, – всхлипнула мадам, переворачивая на сковородке омлет. Дэвид обнял ее за плечи и поцеловал. – Идите пока обсудите все с мадам, – сказала она, – а я накрою на стол. Ороль с парнишкой уехали в клуб – играть в белот[58] и болтать о политике.
– Я сама накрою, – сказала Марита. – Дэвид, открой, пожалуйста, вино. Как ты думаешь, мы можем выпить лансонского?
Дэвид закрыл дверь ледника, освободил горлышко холодной бутылки от сургуча, ослабил проволоку и начал осторожно вынимать пробку, зажав ее большим и указательным пальцами, чувствуя острие металлического ободка пробки и многообещающий холодок округлой высокой бутылки. Он мягко вытащил пробку и разлил вино по бокалам. Мадам взяла свой бокал и встала спиной к плите. Все трое подняли бокалы. Дэвид не знал, за что пить, поэтому сказал первое, что пришло в голову:
Они выпили, мадам разложила омлет по тарелкам, и они выпили еще, на этот раз молча.
– Поешь, пожалуйста, Дэвид, – сказала Марита.
– Хорошо, – сказал он, отпил еще глоток вина и медленно съел кусочек омлета.
– Поешь хоть немного, – настаивала Марита. – Тебе станет лучше.
Мадам посмотрела на Мариту и покачала головой.
– Оттого, что вы не будете есть, никому лучше не станет, – сказала она.
– Конечно, – сказал Дэвид.
Он медленно ел и пил шампанское, которое вспенивалось всякий раз, когда он наполнял бокал.
– Где она оставила машину? – спросил он.
– На станции. Парнишка проводил ее и привез ключи от машины. Они в вашей комнате.
– В вагоне было много народу?
– Нет. Он помог ей занести вещи в купе. Там было всего несколько пассажиров. Ей не придется тесниться.
– Да, это недешевый поезд, – сказал Дэвид.
– Поешьте цыпленка, – уговаривала мадам. – И пейте вино. Откройте еще бутылку. Ваши женщины умирают от жажды.
– Я не хочу пить, – сказала Марита.