– Ты молодец, что попытался работать, – сказала Марита. – Но сегодня мы больше не будем говорить о твоей работе, хорошо?
– Хорошо.
Он взял еще один бокал, бутылку джина «Gordon’s», «Noilly Prat»[61] и шейкер, слил воду из ведерка со льдом и отмерил в третьем бокале порцию для себя и для Мариты.
– Отличный денек, – сказал он. – Что будем делать?
– Я предлагаю купаться, – сказала Марита. – Нельзя, чтобы такой день пропал даром.
– Хорошо, – сказал Дэвид. – Тогда я скажу мадам, что сегодня мы будем обедать позже.
– Она уже собрала нам корзину с едой. Я почему-то не сомневалась, что мы пойдем купаться, даже если работа у тебя не заладится.
– У тебя умная головка, – сказал Дэвид. – Как поживает наша мадам?
– Заработала фонарь под глазом, – сказала Марита.
– Боже мой… нет.
Марита засмеялась.
Они проехали лесной дорогой, обогнули мыс и, бросив машину в редкой тени итальянской сосны, взяли корзину с едой и пляжные принадлежности и спустились по тропинке в бухту. С востока дул слабый бриз. Когда закончились сосны и они вышли на пляж, глазам их предстало потемневшее синее море, красные скалы и застывший складками желтый песок – такой яркий, что прозрачная, чистая вода вдоль берега казалась янтарной.
Они сложили вещи в тени большого валуна, разделись, и Дэвид забрался на высокий камень, собираясь нырнуть. Обнаженный, загорелый, он стоял на камне под солнцем и смотрел вдаль.
– Не хочешь со мной? – позвал он Мариту.
Она покачала головой.
– Я подожду тебя.
– Нет, – крикнула Марита и зашла в воду.
– Ну как вода? – прокричал Дэвид.
– Намного холоднее, чем всегда. Совсем холодная.
– Это хорошо, – сказал он.