Они немного поговорили, вспоминая общих знакомых, и полковник сильно распалился. Потом Дэвид увидел, что к ним приближается Кэтрин. Она надела белое платье из акульей кожи[24], чтобы подчеркнуть свой загар.
– Вы просто неправдоподобно красивы, – сказал ей полковник. – Но вам нужно и в самом деле загореть еще сильнее.
– Благодарю. Я попробую. Может быть, нам не стоит выходить отсюда в такую жару? Здесь прохладнее. А перекусить можно и в гриль-баре.
– Обед за мой счет, – объявил полковник.
– Нет-нет. Это мы вас угощаем.
Дэвид нерешительно встал. В баре стало слишком людно. Он опустил взгляд на столик и увидел, что успел осушить не только свою рюмку, но и рюмку Кэтрин. Он даже не заметил, когда это сделал.
После обеда они лежали в постели. Шторы были опущены почти до самого подоконника, и Дэвид читал при свете, пробивавшемся в щель. Шторы не пропускали прямые лучи солнца, и в комнату падал свет, отраженный от дома на противоположной стороне улицы.
– Полковнику понравился мой загар, – сказала Кэтрин. – Пора снова ехать на море. Иначе он сойдет.
– Мы поедем, куда ты захочешь.
– Чудесно. Можно тебе что-то сказать? Это важно.
– Что?
– За обедом я оставалась мальчиком. Я хорошо себя вела?
– Ты оставалась мальчиком?
– Да. А ты против? Но теперь я – твой мальчик и готов сделать для тебя все, что угодно.
Дэвид вернулся к книге.
– Ты сердишься?
– Нет.
«Просто протрезвел», – подумал он.
– Так проще.
– Не думаю.