Мастер проклятий

— Ну, например, можно будет организовать производство где-нибудь у нас, — пожал плечами Доменико. — Если удастся оторваться от республики. А если не получится, можно просто организовать отдельный цех где-нибудь за границей, на спорных территориях. В той же африке, скажем. Так даже лучше будет.

На том мы в конце концов и сошлись. Моя доля за использование изобретения — пять процентов прибыли. Доменико предложил, а я даже торговаться не стал — и без того, по-моему, очень приличная доля, особенно если учесть, с какими сложностями будет связано производство, и то, что сам рецепт Доменико уже известен. Мог бы просто передать его отцу, не ставя меня в известность, и я даже возмущаться бы не стал. Впрочем, до получения этих несметных богатств еще дожить нужно.

На этом обсуждение закончилось, и я смог вернуться, наконец, к доведению динамита до ума. В качестве инициатора взрыва остановился на гремучей ртути из капсюлей — дешево и сердито. Из того материала, что украли с завода, удалось наделать достаточно внушительное количество цилиндрических шашечек, обернутых вощеной бумагой — наше тайное оружие в борьбе с церковью было готово.

Глава 21

Как известно, если что-то может пойти не по плану, так оно и случится. Это правило чертовски справедливо, даже если перед серьезным делом вы учли все, что только можно, исключили любые случайности. Наш с Рубио план по уничтожению поезда с чистыми таким похвастаться не мог. Ничего удивительного, что досадные случайности начали преследовать нас сразу, как мы отправились в путь. Точнее, даже еще до того. Началось все с мелочи. Пышущий энтузиазмом Доменико подошел ко мне вечером, девятнадцатого фримера, с вопросом, как мы будем добираться до места операции, и когда отправляемся. Я был слишком занят: работы по динамиту уже закончились, но вот соорудить запальные шнуры, как оказалось, дело тоже не самое простое. Вроде бы чего уж сложного? Размочить порох в воде, обмакнуть в получившуюся кашицу льняную веревку, да высушить — долго ли умеючи. Половина мальчишек в той моей прошлой жизни таким баловались. По крайней мере те, у кого была возможность стащить где-нибудь порох. Но, как оказалось, то, что хорошо для развлечения, не слишком подходит для настоящей работы. Шнуры, изготовленные таким образом неплохо горят, если их не мочить, только рассчитать время горения оказалось не так-то просто. Понятия не имею, почему, но мне так и не удалось, как ни бился, достичь равномерного горения, отчего точное время взрыва теперь рассчитать не представляется возможным. Так, плюс-минус пять секунд при условии установки на полминуты — и то, только после того, как я додумался нарезать шнур и сложить его в несколько слоев, отчего он, правда, изрядно потерял в гибкости и удобстве применения.

Так вот, к концу дня я уже был изрядно вымотан своими бесплодными попытками, к тому же здорово переживал за старика, который еще утром отправился на станцию Мендевиль. После долгого изучения карты этот пункт был признан самым лучшим для наблюдения — именно отсюда старик на нашем локомобиле сможет добраться до места засады раньше, чем поезд. Мануэль отправился сам, никому другому не доверив разведку. Возразить было нечего: с таким-то богатым опытом это действительно было безопаснее и надежнее сделать в одиночку. И все равно некоторое волнение присутствовало — а ну как что-то пойдет не так.

В общем, я был взвинчен и измотан, и совершенно не обратил внимания на вопрос Доменико, поэтому для меня стало сюрпризом, когда в два часа ночи, еще не окончательно пришедший в себя после трех часов сна, я увидел бодрого Доменико, спешащего к воротам. Кузен был вооружен винтовкой, на бедре болтался подаренный револьвер, а в глазах горела решимость бороться за свои идеалы до конца.

— Ты чего приперся? — прошипел я, стараясь, чтобы остальные члены отряда не услышали.

— Как это? — удивился эквит. — мы же собираемся остановить нападение на город, я ничего не путаю?

— Собираемся, — кивнул я. — Но мне казалось, подобного рода приключений тебе хватило в прошлый раз. Крови в этот раз будет не меньше, поверь. При любом исходе нашего предприятия.

— Знаешь, мне не хочется идти, — неожиданно серьезно согласился Доменико. — Страшно. Самому умереть, и убивать тоже страшно. Не хочу быть богатым мальчиком, который вроде и бравирует своей смелостью, отказываясь уехать в домой под отцовское крылышко, и в то же время сидит в безопасности, пока другие делают грязную работу. Такая, знаешь, легкая версия протеста. Я много думал над твоими словами. Про то, что ты согласен быть чудовищем, лишь бы добиться цели. Так вот — ты не один такой. Те, кто едут убивать собственных граждан ничуть не лучше. Остаться чистым можно только если ничего не делать. А мы, все-таки эквиты. Аристократы. Мы никогда не боялись грязи и крови для защиты своих идеалов. Так что давай раз и на всегда закроем эту тему, хорошо? А то я чувствую себя непутевым младшим братом, которого ты пытаешься научить жизни, а я упорно лезу на рожон.

Пришлось согласиться. Наверное, можно было попытаться разубедить парня. Меня всегда немного коробили такие вот благородные решения, когда кто-то идет воевать просто потому, что это правильно и соответствует понятиям чести. Сам я, увы, не настолько благороден. Если уж совсем откровенно, мной руководит только месть — причина, вообще-то, даже похуже, чем резоны Доменико, так кто я такой, чтобы пытаться воззвать к его здравомыслию? Я никогда не одобрял чистых, то, как они поступают с людьми мне претит, но, если бы не мои родители, я бы не стал ввязываться в эту безнадежную бойню. Не потому даже, что «моя хата с краю», просто очень уж грязными делами придется заниматься. Гражданская война. Нет в ней ни справедливости, ни чести, ни надежды на лучшее в конце — результатом ее может быть только разруха. Я просто не вижу другого способа, как укоротить эту болезнь, которая поразила еще совсем недавно огромную и в целом достаточно благополучную страну.

Так или иначе, отряд наш был уже в сборе — дюжина человек вместе с Евой и Доменико. Естественно, это не все, кто будет участвовать в деле. Большая часть «повстанцев» еще вчера отправилась на место засады пешком мелкими группами. Всего набралось пятьсот человек. Армия, надо сказать, совсем не внушающая оптимизма, а уж если знать, что подавляющее ее большинство — не воевавшие работники заводов, из которых огнестрельным оружием вооружены меньше половины, так и вовсе кисло становится. Одна надежда, что наша придумка удачно сработает.

Неприятности на этом не закончились. Первые пару миль мы прошли без проблем. Двигались вдоль чугунки, стараясь не слишком от нее удаляться — не хотелось заплутать в темноте. Сложности настигли нас на подходе к Эскиросу. Станция совсем небольшая, и обычно безлюдная, этой ночью ярко освещена газовыми фонарями, а самое неприятное, чрезвычайно многолюдна. Ладно бы только сама станция, так повсюду снуют жандармы. Хуже всего, что первые отряды синемундирников мы заметили уже после того, как продвинулись вглубь патрулируемой территории. И застряли.

— Кажется, я знаю, куда будут прибывать поезд, — шепчет Доменико. Мы сидим в кустах в сотне метров от дороги, наблюдая за очередным отделением карабинеров, неспешно прогуливающихся по проселку, ярко освещая округу электрическими фонарями. Около километра впереди виднеется подобное пятнышко света. Похоже, здесь сегодня собрался весь состав жандармерии Памплоны. Вероятно, не просто так — с чего бы им здесь кучковаться, так что я мысленно согласился с кузеном. Место засады мы выбирали с учетом того, что в городе станция находится на «бунтующей» территории, так что добираться до места предстояло еще миль семь. С самого начала было сомнительно, что поезд поедет в неизвестность и прибывшее подкрепление начнет зачистку вот так сразу, без подготовки. Значит, поезд остановится немного раньше, на одной из предыдущих станций, и теперь мы знаем, на какой именно. Тем не менее, пользы от этого знания нам сейчас никакой.

— Если я убью этих десять человек, мы сможем переодеться в их форму, — предложила Кера.

— Патрули слишком частые, заметят неладное, даже если удастся все сделать тихо, — поморщился я, не обращая внимания на дикие взгляды парней. Они-то не знают, на что способна богиня в теле человека. — Что-то я не видел среди жандармов женщин. Замаскировать тебя под мужчину быстро не получится. И самое главное, нас дюжина, а они тут ходят пятерками. Как будем объяснять семерых гражданских? Нет, сейчас эта уловка не пройдет.

— Возвращаемся назад, и будем их обходить, — ничего другого в голову так и не пришло. В принципе, можно было бы попытаться пробраться в нужном нам направлении, лишь обойдя саму станцию, вот только двигаться придется ползком, и времени такое путешествие займет как бы не дольше, чем если просто обходить.

Решение принято, решение воплотили в жизнь. На то, чтобы убраться из патрулируемой зоны туда, где можно было не опасаться обнаружения, ушел примерно час. Дорога удлинилась, по самым скромным прикидкам вдвое, и теперь, чтобы успеть на место к утру, нужно бежать изо всех сил. Делать нечего, побежали. Темнота не полная, ночь выдалась лунная, милях в трех виден отсвет станции, что помогает не сбиться с направления, однако сильно все равно не разгонишься, если нет желания переломать ноги. Места довольно населенные, земля исчерчена квадратами полей, то и дело попадаются дорожки, некоторые из которых ведут в нужном направлении. Соблазн воспользоваться оказией велик, и иногда мы все-таки жертвуем осторожностью в пользу скорости — все-таки остается риск встретить карабинеров, особенно далеко забредших от района патрулирования.

Все бы хорошо, но в нашем отряде нашлось одно слабое звено. Я, как нетрудно догадаться. Со времени нападения на лагерь язычников прошло двадцать дней, и если в обычной жизни моя спина меня почти не беспокоит, то даже минимальные нагрузки быстро напоминают о том, что я еще не совсем здоров. Отставать я начал очень быстро. Это, конечно, заметили. Нельзя сказать, что я был сильно нагружен — взрывчатка и без того распределена между всеми членами отряда, тем не менее, Кера забрала у меня рюкзак и винтовку. Это помогло, но ненадолго — очень скоро я снова начал задыхаться и отставать. Ребята помогали мне бежать, по очереди подпирая с боков, так что стало полегче. Зато уменьшилась скорость, и уставать начали и все остальные, кроме, может быть, Керы.