Чем сильнее я отрицаю наше взаимное влечение и пытаюсь объяснить все нормальным человеческим отношением, тем сильнее меня размазывает суровая реальность. Но Лебедеву совсем необязательно об этом догадываться.
– Не знаю, почему, но Митя очень к тебе привязался. Надеюсь, ты понимаешь, какая это ответственность?
Выпаливаю вряд ли то, что Лебедев ожидает услышать, и замираю. Одна часть меня опасается, что Никита плюнет на нас с медвежонком и растворится в предрассветном тумане. Другая же часть боится, что теперь он вцепится в нас бульдожьей хваткой и не отступится, несмотря ни на что.
Секунда, вторая, третья. Внутренний хронометр отщелкивает единицы времени. Вечность застревает в горле набухающим комом. Краска прилипает к щекам, стоит Никите податься вперед и накрыть мои ладони своими ладонями.
– Я больше не уйду. Веришь.
– Нет.
Сипло выдохнув, я отрицательно качаю головой и кусаю губы. Наивная девочка внутри меня давно разбила розовые очки и превратилась в расчетливую стерву. Научилась делить сказанное на десять и судить о людях по их поступкам.
Все это перемалываю за считанные мгновения и гулко сглатываю, когда Никита притискивает меня к себе и гладит разметавшиеся по плечам волосы.
Теряюсь в противоречивых ощущениях капитально. Нуждаюсь в тепле, которое источает прижавшееся ко мне тело, так отчаянно, что безоговорочно следую за Лебедевым на балкон, устраиваюсь рядом с ним в кресле-мешке и позволяю сильным рукам укутать меня в плед.
Минутная слабость. Доза окситоцина. И продирающийся сквозь дымку гормонов голос разума.
– Это ничего не меняет между нами, Никита.
– Пока. Рано или поздно я заставлю тебя передумать.
Уткнув подбородок мне в плечо, роняет Лебедев и замолкает. Ни единого слова больше не выдаем. Только тихо смотрим на иссиня-черное небо и провожаем взглядами одинокую звезду, срывающуюся вниз.
Загадываю, чтобы Митя безоговорочно принял Никиту, и не замечаю, как уплываю в объятья Морфея.
Спустя какое-то время сильные руки поднимают меня, словно пушинку, относят в спальню и бережно опускают на кровать. Натягивают одеяло до самого подбородка, заботливо подтыкают край и застывают в воздухе. Как будто хотят прикоснуться к коже, проехаться по скулам, очертить контур губ.
Улавливаю чужие манипуляции краем сознания. Но веки слишком тяжелые, чтобы я могла их разомкнуть. А подушка слишком мягкая, чтобы я могла от нее отлепиться.
Или это просто схлынул нескончаемый стресс, и организм теперь лихорадочно пытается восполнить недостаток сна.
– Прости. Я так сильно перед тобой виноват.
Доносится до меня сквозь плотную пелену, а наутро стирается из памяти, как любая греза, стоит будильнику прозвенеть, и повседневной рутине вытряхнуть меня из постели.
А дальше все идет по накатанной. Завтрак. Дорога до школы. Турникет. Офис. Планерка. Бумаги, поставки, неустойки. И ставшие обязательными посиделки с Никитой.
ebooksa