Мареси

Я открыла кошелек. Он был туго набит монетами из чистого серебра – ни одной медной. Проучившись у Матери несколько лунных циклов, я знала: это почти годовой доход Аббатства.

– Матушка, здесь слишком много.

Мать фыркнула.

– Этого хватит ненадолго. Когда серебро кончится, тебе придется справляться своим умом. И еще вот это.

Она протянула руку, и Хео что-то положила в нее. Гребень, большой гребень из блестящей меди.

– Роза попросила передать его тебе в качестве прощального подарка. Она сама начистила его.

Служительницей Розы теперь стала Эннике. Мне следовало бы перестать называть ее Эннике. Но мы с Яй то и дело забываем ее новый титул. Эостре, которая была Розой до Эннике, всегда строго нас поправляет.

– Как она может войти в свою новую роль, если вы все время напоминаете ей о прошлом?

Мы всегда серьезно киваем и соглашаемся, но, едва она отвернется, строим рожи ее дочери Тейе, так что малышка хохочет до колик. Она крепенькая и веселая девчушка. Глядя на нее, я вспоминаю Аннер – какой слабенькой она была. Если бы мы знали больше, если бы располагали тогда знаниями о питании и целительстве, то могли бы на многое повлиять еще с младенчества. Возможно, тогда она пережила бы голодную зиму. Это одна из причин, почему я должна вернуться домой.

Эостре не могла продолжать быть служительницей Розы после того, как у нее родилась Тейа. И не из-за шрамов от ножа беспалого. Сама Эостре сказала: она рада, что он порезал ее. Благодаря этому на его кинжале остались кровь ее и Матери, которые смешались с моей, и дверь Хагган смогла открыться. Раны, которые нанес ей беспалый, были поверхностные. Цель его была не убить, а помучить, изуродовать. Но Эостре по-прежнему прекрасна, никакие шрамы на свете не могут этого скрыть.

Тейя изменила в ее жизни все. Эостре прикоснулась к другой тайне Праматери. Думаю, позднее она станет служительницей Хаввы. Та, что сама родила ребенка, стоит ближе к Хавве. Но для этого Тейя должна немного подрасти. Сейчас Эостре просто мать Тейи и ничего более, и ей это подходит. Вид у нее счастливый. Счастливый и усталый.

Я взглянула на гребень в руке у Матери. Подумала, как долго Эннике полировала его, чтобы заставить так блестеть. Вспомнила те времена, когда только приехала сюда и следовала за ней как тень. Как она стала моей самой первой подругой. Увижу ли я ее снова? Увижу ли кого-нибудь отсюда?

– Гребень – защита Аббатства, – проговорила я. – Он нужен вам самим.

– Хватит возражать против каждого подарка, – заявила Хео, нахмурив лоб. – Мы хотим подарить его тебе. Тебе ведь тоже понадобится защита. И всем твоим новым ученицам, которые у тебя будут и которых ты будешь любить.

Она сжала кулачки.

Я обошла вокруг конторки Матери и обняла ее. Хео стояла, замерев, с несчастным видом.

– Но я никогда никого не буду любить больше, чем тебя, ты ведь это знаешь? – прошептала я в ее волосы. От них пахло морем, солнцем и Хео. – Я буду писать тебе часто-часто. Только найду кого-нибудь, кто сможет доставлять мои письма на юг. Обещаешь, что тоже будешь писать мне?

– А тебе действительно нужно уезжать, Мареси? – спросила Хео. Тело ее обмякло, она обхватила меня руками за талию. – Я буду так по тебе скучать. Я уже по тебе скучаю.

Она вытерла свой сопливый нос о мою тунику.

Мне пришлось сглотнуть несколько раз, прежде чем я смогла ответить. Так многое я хотела сказать.