Второй удар гонга

Литчем-Клоуз был одним из самых известных старых домов в Англии. Его владелец Хьюберт Литчем-Рош был последним потомком старинного рода, и его дальние родственники часто говаривали: «Хьюберта, знаете ли, следует признать душевнобольным. Совсем рехнулся, бедняга».

Со скидкой на преувеличение, обычно допускаемое друзьями и родственниками, это отчасти было правдой. Хьюберт Литчем-Рош, несомненно, отличался эксцентричностью. Хоть он и был прекрасным музыкантом, но одновременно человеком вспыльчивым и обладающим преувеличенным чувством собственной значимости. Людям, гостящим в его доме, приходилось уважать его предрассудки, иначе их никогда больше не приглашали.

Одним из таких предрассудков была музыка. Если он играл своим гостям, что часто делал по вечерам, то требовал полной тишины. Услышав произнесенный шепотом комментарий, шорох одежды, даже движение, он поворачивался, яростно хмурясь, и злосчастный гость навсегда лишался возможности получить от него приглашение.

Еще одним его пунктиком было требование от гостей исключительной пунктуальности появления на главной трапезе дня. Завтрак не имел существенного значения – можно было спуститься к нему и в полдень, если пожелаете. Ланч тоже – простая трапеза из холодных закусок и компота. Но обед был ритуалом, пиршеством, приготовленным высококлассным поваром, которого он переманил из крупного отеля и платил ему сказочное жалованье.

Первый гонг давали в пять минут девятого. В четверть девятого раздавался второй удар гонга; сразу же после него распахивались двери, собравшимся гостям объявляли, что кушать подано, и торжественная процессия направлялась в столовую. Любой гость, опрометчиво опоздавший ко второму гонгу, после этого лишался возможности общаться с хозяином, и двери Литчем-Клоуз навсегда закрывались перед неудачником.

В этом была причина тревоги Джоан Эшби, а также изумления Гарри Дейлхауза, когда он услышал, что священнодействие отложено на десять минут именно в этот вечер. Хоть он не был в особо близких отношениях с дядей, но достаточно часто бывал в Литчем-Клоуз, чтобы понять, какое это необычное событие.

Джеффри Кин, секретарь Литчем-Роша, тоже очень удивился.

– Невероятно, – заметил он. – При мне такого никогда не случалось. Вы уверены?

– Так сказал Дигби.

– Он сказал что-то насчет поезда, – вставила Джоан Эшби. – По крайней мере, мне так кажется.

– Странно, – задумчиво произнес Кин. – Полагаю, со временем мы всё узнаем… Но это очень необычно.

Они оба несколько секунд молчали, глядя на девушку. Джоан Эшби была очаровательным созданием, голубоглазая, с золотистыми волосами и шаловливым взглядом. Это был ее первый визит в Литчем-Клоуз, и пригласили ее по просьбе Гарри.

Открылась дверь, и в комнату вошла Диана Кливз, приемная дочь Литчем-Роша. Диана отличалась вызывающей грацией, колдовскими черными глазами и острым язычком. Почти все мужчины влюблялись в нее, и она наслаждалась своими победами. Странное создание, Диана внушала манящее впечатление теплоты, но была абсолютно холодной.

– Хотя бы раз я опередила Старика, – заметила она. – В первый раз за много недель он не явился сюда раньше всех, не смотрит на часы и не мечется по комнате, как тигр, которого пора кормить.

Молодые люди тут же бросились к Диане. Она очаровательно улыбнулась им обоим и повернулись к Гарри. Смуглые щеки Джеффри Кина покраснели, и он отступил назад. Однако пришел в себя в тот момент, когда вошла миссис Литчем-Рош.

Это была высокая, темноволосая женщина, немного рассеянная, одетая в развевающиеся одежды неопределенных зеленых оттенков. Вместе с ней вошел пожилой мужчина с крючковатым носом и решительным подбородком – Грегори Барлинг. Он пользовался известностью в мире финансов, получил хорошее воспитание в семье матери и уже несколько лет был близким другом Хьюберта Литчем-Роша.

Буммм!

Громкий удар гонга эхом разнесся по дому. Когда его звук замер, дверь распахнулась и Дигби объявил:

– Обед подан.

Затем, каким бы он ни был вышколенным слугой, на его бесстрастном лице промелькнуло выражение полного изумления. Впервые на его памяти хозяина в комнате не оказалось!