Вдруг ставни на обоих окнах яростно хлопнули и закрылись. Гостиная погрузилась в темноту.
«Как это? – удивился комиссар. – Если ветер дует с одной стороны, почему закрываются оба окна?»
Внезапно он понял, что в гостиной стоит некто и ждет его.
У него были такие же тело и лицо, и звали его так же, Сальво Монтальбано. Это был он, невидимый враг, с которым ему неизбежно придется столкнуться. Враг, который заставит его снова пережить то, что произошло там, в гостиной, в мельчайших подробностях…
Снова пережить? Нет, он не был свидетелем медленной и мучительной агонии Манзеллы, как он мог снова ее пережить? Он расследовал за свою жизнь столько убийств, видел столько следов, которые порой шокировали больше, чем само преступление, – почему именно это так на него подействовало?
Верно одно: придется пройти этот путь до конца.
Тогда он пошел вниз решительным, насколько это возможно, шагом.
У подножия лестницы остановился.
В гостиной было сумрачно, свет проникал сквозь щели прикрытых ставней, а на стенах плясали дрожащие тени деревьев. Комиссар не хотел ни открывать ставни, ни включать свет. Он ждал, пока глаза постепенно привыкнут к темноте.
Чтобы освободить сцену для разыгранного ими спектакля, режиссеры Кармона и Соррентино раздвинули по стенам мебель. Этажерка с вазой для фруктов, осколки которой валялись сейчас на полу. Три стула. Диван. Журнальный столик. Буфет с посудой. Телевизор.
На полу рядом со столиком – два пятна молочно-белого цвета, он не сразу понял, что это.
Нет, неправда, понял, только отказывался верить. Вгляделся в эти пятна и убедился, что прав. И вдруг плотный горький комок поднялся из недр желудка прямо к горлу так, что стало трудно дышать, и слезы выступили на глазах.
Тогда он перевел взгляд на стул в центре комнаты, на темный круг засохшей крови.
Пол был выложен терракотовой плиткой, и Монтальбано заметил, что прямо перед стулом на плитке есть свежий скол. Если бы у него был нож, он смог бы достать пулю, которая, пробив ногу Манзеллы, разбила плитку и застряла в полу.
Прав был Мими.
Они заставили его спуститься вниз из спальни, раздвинули мебель, оставив посреди комнаты стул, на который его и усадили… но сначала они… Нет, давай дальше.
…Стали пытать, что он рассказал Фацио, и при этом, конечно, били ногами…
А он твердил лишь одно: ничего не рассказывал, только намекнул, никого не выдал… Они не поверили и тогда сменили мизансцену.
«Я слышал, ты любишь танцевать?»
«Да».