Они вошли в здание института, в кабинете доктор предложил комиссару сесть.
– Как долго он пролежал в колодце? – начал Монтальбано.
– Примерно неделю. Скорее всего, его сбросили туда вскоре после того, как убили. Замечу – но это мое личное мнение, – его убили не сразу. У палачей ушло на это по меньшей мере полдня.
– Его пытали?
– Точно не скажу… хотя…
– Доктор, в молодости вы отличались решительным характером. А теперь у вас даже голос дрожит. Хотите совет? Почему бы вам не уйти на покой? Играли бы себе в покер с утра до ночи. Поверьте, все, что я от вас услышу, даже если это полная ерунда, останется между нами.
Паскуано расхохотался:
– А вы держите марку, а? Ладно. Имейте в виду: в отчете я об этом не напишу. По-моему, сначала ему прострелили ногу.
– Какую?
– Это имеет значение? Левую.
– Очевидно, им нужно было что-то узнать.
– Не исключено. Они оставили его в таком состоянии на несколько часов, затем в дело пошел нож. У него все тело в колото-резаных ранах. Затем его добили пятью выстрелами: три пули попали в грудь и две в лицо.
– Значит, по фото его не опознать.
– Ваши комментарии меня просто бесят! Вы сами не видели, как он выглядел?!
– Прежде чем убить, его раздели?
– Странно слышать от вас такой умный вопрос. Да, он был голым. Но его не раздевали после убийства. Скорее всего, застали в постели, он так спал. А после того как убили, завернули в покрывало, которое было под рукой.
Монтальбано помолчал.
– Могу я спросить, о чем вы так глубокомысленно молчите, напрягая свои многострадальные мозги? – спросил Паскуано.
– Чтобы развязать кому-то язык, ему, как правило, не простреливают ногу. Жгут ладони, выкалывают глаза… Раны на теле – это понятно, но вот нога…
– У него были очень ухоженные…