Танец чайки

22
18
20
22
24
26
28
30

Только за Галлуццо закрылась дверь, как зазвонил телефон.

– Оперированных шестидесяти лет в пропащих не значится, синьор комиссар, – доложил Катарелла.

Значит, никаких зацепок. И вряд ли они появятся, пока Фацио сам не расскажет, что с ним случилось. Ситуация действовала комиссару на нервы. Должно быть, в былые времена так чувствовал себя капитан парусника, когда ветер стихал, и корабль дрейфовал себе на волнах. Рассказывают, что на флоте в Королевстве обеих Сицилий была традиция: если штиль продолжался долго, требовалось как-то встряхнуть экипаж, чтобы тот окончательно не раскис. «По команде устроить тарарам. Те, кто на носу, перемещаются на корму, а те, кто на корме, – перемещаются на нос. Те, кто в каюте, поднимаются на палубу, а те, кто на палубе, спускаются в каюту». Это бессмысленное перемещение не имело никакой цели. Так, сотрясание воздуха. Если подумать, эта флотская традиция была метафорой бюрократии. Бессмысленное перемещение туда-сюда писем и бумаг. Комиссар решил внести свой вклад в тарарам и сел подписывать документы, загромождавшие стол. «Почему они не кончаются? А вдруг это саморазмножение?» – пришло ему в голову. Клетки делятся, вместо одной становится две. Действительно, некоторые письма были совершенно одинаковыми, менялись только дата и номер протокола.

Синьора Фацио позвонила около шести:

– Меня пустили к нему! Он меня узнал! Представьте, первое, о чем он попросил, – срочно вас увидеть.

– Вы сказали, что я приеду завтра утром?

– Конечно.

Между тем время подошло к восьми. Монтальбано решил, что надо прогуляться. Есть не хотелось, за обедом он съел столько, что спокойно мог обойтись без ужина. Но размять ноги не мешало.

Он попрощался с Катареллой и вышел из комиссариата. Не успел открыть дверцу машины, как увидел бегущего со всех ног Катареллу.

– Что-то случилось?

– Ой, синьор комиссар! Господин начальник вас к телефону. Пресвятая Дева Мария, синьор комиссар, ну и голос у него, у господина у начальника!

– Что за голос?

– Точно лев рычит!

8

Ругаясь, Монтальбано вернулся в кабинет, и не успел сказать «алло», как на него обрушился начальственный гнев:

– Вы в своем уме? Что происходит? Вы отдаете себе отчет? Мы в полицейском участке или в психушке?!

– Последние разве открыты? – вырвалось невольно. К счастью, господин начальник, кажется, не услышал.

– В перестрелке ранен один из наших сотрудников, слава богу, несерьезно, и вы преспокойно сообщаете об этом Латтесу! Безобразие!

– А кому следовало сообщить, если вас не было?

– Хорошо, но вы должны были оставить подробный рапорт на моем столе! Приезжайте немедленно, я вас жду.