Голод

22
18
20
22
24
26
28
30

Руки Элиты были черны от земли, платье тоже изрядно испачкано.

– Но я здесь овечьи ушки нашла. Тебе ведь овечьи ушки нужны, я помню.

«Овечьи ушки»… Действительно, чистец Тамсен добавляла в одно из снадобий, однако страх все еще сотрясал ее изнутри так, что ребра ходили ходуном.

Рука сама собой взвилась в воздух, звонко хлестнула Элиту по лицу. Прежде чем Тамсен осознала, что происходит, ладонь покраснела, заныла, а Элита, схватившись за щеку, во все глаза уставилась на нее… однако не в страхе – в ярости. Такой Тамсен не видела ее еще никогда: лицо сморщено, глаза сверкают… Захотелось и попросить прощения, и в то же время встряхнуть девчонку как следует в отместку за собственный страх – неуемный, цепкий, кружащий голову.

– Ты… ты… не смей обращаться со мной как с ребенком! – выпалила Элита. – Я – почти взрослая женщина!

«Взрослая женщина»… В голове эхом отдались слова Кезеберга. Элита даже не представляла себе, чем рискует женщина, отошедшая от обоза без провожатых.

– Элита, дело очень серьезное. Послушай меня, а, главное, сделай, как я…

Тут Тамсен осеклась. Сквозь беспокойную возню дочерей, сквозь шелест ветра в стеблях полыни откуда-то неподалеку донесся хруст. Звук шагов. Тамсен замерла, будто где-то в груди натянулась до отказа какая-то внутренняя пружина. Может, послышалось?

Первым делом на ум пришли мысли о Кезеберге. Возможно, это он идет следом, рассчитывая как следует напугать ее? А может, просто звуки непривычно разносятся над равниной, отчего ей и кажется, будто нечто далекое здесь, совсем рядом?

Нет, ничего подобного. Еще немного, и шаги послышались со всех сторон, будто их брали в кольцо.

– За спину. За спину, все до одной, – велела Тамсен, подняв фонарь Элиты и подкрутив фитилек так, чтоб огонь вспыхнул ярче. – Кто здесь? Кто бы вы ни были, возвращайтесь к фургонам. Сегодня я никакого вздора не потерплю.

Однако человек, нетвердым шагом выступивший из зарослей полыни, оказался ей незнаком. Стоило поднять фонарь выше, незнакомец сощурился, чуть отступил назад, в сумрак, присел. Тамсен заморгала, вглядываясь в темноту. Незваный гость был худощав, длинноног и сплошь покрыт чем-то бурым, словно скелет, облепленный грязью, или… или как будто все тело его обросло снаружи корой. Как будто он порожден окрестными зарослями.

Почувствовав возобновившееся головокружение, Тамсен снова на миг смежила веки. Возможно, ее опять одолевает мигрень? А может, в попытках избавиться от головной боли она приняла слишком много толченой ивовой коры? Так ли, иначе, она не могла с уверенностью сказать, что, собственно, видит. Мысли о дочерях за спиной усилили страх, в сердце огнем на ветру вспыхнуло, разгорелось инстинктивное стремление защитить девочек.

– Кто вы? – резко спросила она. – Что вам от нас нужно?

Но незнакомец молчал. Лица его было толком не разглядеть, однако смотрел он на Тамсен пристально, будто пума, поблескивая глазами в луче фонаря. Определенно, не из индейцев. Скорее уж, следопыт, привлеченный появлением обоза. Белый человек, долгое время проживший в глуши, возможно, заблудившийся и скитавшийся по лесам в одиночестве. Во взгляде его чувствовалось нечто чужое, звериное – ни единого проблеска разума.

Одна из дочерей тихонько захныкала.

– Спокойствие, – вполголоса сказала Тамсен. – Все в порядке.

Заметили ли девочки то же, что и она?

И тут – в этом Тамсен могла бы поклясться – в зарослях появился второй незнакомец, а за ним – третий. Неяркий свет фонаря выхватывал из темноты только тени, силуэты, движение… Движение. Спина и затылок покрылись гусиной кожей: двигались все они вовсе не по-людски. Точно так же судорожно, порывисто полз к ней, а после бросился на нее Люк Хэллоран. Больше всего эти люди напоминали волков: по-волчьи окружали добычу, по-волчьи и разговаривали, ни слова не говоря вслух.

Охотятся волки, разобщая добычу, отделяя жертв друг от друга, приканчивая по одной.