Медвежий угол

22
18
20
22
24
26
28
30

– Все в порядке, папа. Все нормально.

– Нет, не нормально! И никогда не будет нормально! Никогда, никогда не смей думать, что это нормально, то, что он сделал… я не хочу… я боюсь, Мая, я так боюсь, что ты подумаешь, будто бы я не хочу убить его… каждый день, каждую секунду… я так хочу этого…

Его слезы катились по щекам дочери.

– Я тоже боюсь, папа. Всего. Темноты и… всего.

– Как я могу тебе помочь?

– Люби меня.

– Всегда, Огрызочек.

Она кивает.

– Можешь тогда кое-что для меня сделать?

– Все что угодно.

– Давай сегодня поиграем что-нибудь из «Нирваны»?

– Все что угодно, только не это.

– Как тебе может не нравиться «Нирвана»?

– Я был слишком старый, когда они стали знаменитыми.

– Как можно быть слишком старым для «НИРВАНЫ»? Сколько тебе вообще лет?

Они засмеялись. Надо же, на что они способны – все еще могут рассмешить друг друга.

Мира сидела на кухне одна и слышала, как в гараже играют муж и дочь. Он уже Мае в подметки не годился, то и дело сбивался, а она подстраивалась под него, чтобы он не чувствовал себя дураком. Мира мечтала выпить и закурить. Но не успела даже посмотреть по сторонам, как кто-то положил перед ней колоду карт. Не обычных, а детских, тех, что были у них в трейлере, который они брали напрокат летом, когда дети еще не выросли. Сами дети давно перестали играть, потому что мама и папа никогда не могли договориться о правилах.

– Сыграем. Я, может быть, даже поддамся, – сказал Лео и сел напротив.

Он поставил на стол две бутылки газировки. Ему уже двенадцать, но он все же разрешил маме довольно-таки крепко себя обнять.

В обшарпанной каморке для репетиций на окраине Хеда горела одинокая лампочка, освещая парня в черном. Сидя на стуле, он играл на скрипке. Он не опустил инструмента, когда в дверь постучали. На пороге стоял Беньи, на костылях, с бутылкой в руке. Басист попытался подпустить соответствующей образу молчаливой загадочности, но его улыбка жила по собственным законам.