Теему смотрел на него. Может быть, он хотел отправить младшего брата в раздевалку, напомнить, что лучшая жизнь ждет его на льду. Но Группировка – его семья, и клуб принадлежит им. И он поцеловал брата в макушку. Плотник и Паук обняли Видара, и их кулаки легли ему на спину. А потом они стали скандировать, все громче и громче:
«Мы медведи! Мы медведи!»
Любовь и ненависть. Радость и печаль. Гнев и прощение. Спорт обещает дать нам все это разом, в один вечер. Так умеет только спорт.
В торце трибун, на стоячих местах фанатов «Хеда», тоже раздались голоса, и скоро уже ничто не могло пробиться сквозь звуковую стену. В новой кричалке звучало злорадство. Если сейчас, несколько лет спустя, спросить кого-нибудь из тех, кто был тогда на трибуне, собеседник станет неловко бормотать: «Ай, ну это же хоккей… никто плохого-то не хотел… так, орали в запале… сами понимаете! Это просто хоккей». Да, это просто хоккей. Мы поддерживаем свою команду, вы поддерживаете свою, и мы воспользуемся малейшей вашей слабостью. Сможем ударить ниже пояса – ударим, как бы вам ни было больно, как бы вы после этого ни корчились. Потому что мы просто хотим того же, что и вы: победить. И фанаты на трибуне «Хеда» принялись скандировать самое простое, самое злое и самое отвратительное, что смогли придумать.
Лучшим игроком «Бьорнстад-Хоккея» был когда-то Кевин Эрдаль. Он изнасиловал дочь спортивного директора Маю Андерсон. Лучший друг Кевина, Беньямин Ович, оказался гомосексуалом. На что мы надеялись? Что фанаты «Хеда» не сложат об этом песню? Люди, которые нас ненавидят?
Голосов было немного, они доносились издалека, но в маленьком ледовом дворце с низким потолком хватает нескольких крикунов, чтобы стало казаться, будто кричат все. Красные фанаты развернулись к трибунам «Бьорнстада», к Группировке, и взревели: «Пидоры. Шлюхи. Насильники».
Легко говорить «не надо было обращать внимания». Принимать близко к сердцу. Это просто хоккей. Просто слова. Они ничего не значат. Но пропойте их много раз, проорите погромче, еще, и еще, и еще. Пока слова не вгрызутся в уши. Сотни красных рук указывали не на лед – они указывали на зеленых фанатов. Слова отражались от потолка и гудели между стенами. Еще. И еще раз.
«Пидоры! Шлюхи! Насильники! Пидоры! Шлюхи! Насильники!»
ПИДОРЫ!
ШЛЮХИ!
НАСИЛЬНИКИ!
39
Насилие
Этот рев докатился до трибуны, где сидел Петер Андерсон. Как он ни пытался не обращать на выкрики внимания, это оказалось невозможно. Петер нагнулся, постучал сидевшего перед ним Суне по плечу и спросил:
– Где Беньи?
– Еще не появлялся.
Петер откинулся на спинку сиденья. Хедский ор с грохотом ударялся в потолок и оттуда обрушивался на Петера потоком горящего масла. Петеру хотелось вскочить и заорать, ему тоже хотелось орать – все равно что. Проклятый хоккей, просто игра, но какой ценой? Чем только Петеру не пришлось пожертвовать ради него? Чему он подверг семью? Дочь? Сколько неверных решений ты принял, если твоя жена предпочла остаться дома, а сын – стоять среди гопников, а не сидеть рядом с отцом? Если после всего, что сделал Петер, «Бьорнстад-Хоккей» не победит в этой игре – чего он, Петер, тогда стоит? Он продал свои идеалы, поставил на карту все, что любил. И если клуб проиграет «Хеду» – он проиграет все. Чувствовать по-другому у Петера не получалось.
«Пидоры! Шлюхи! Насильники»!
Петер молча смотрел на стоячие места «Хеда», слушал вопли фанатов и мечтал удавить их всех до единого. Пусть «Бьорнстад» сегодня вечером поведет, пусть сокрушит этих людей, раздавит их волю до последней крошки, так, чтобы назавтра им ее не хватило даже на то, чтобы встать с кровати, пусть не снимает ноги с их горла. Ни на секунду. Пусть помучаются.
В какой-то момент жизни почти все мы делаем выбор. Некоторые – даже незаметно для себя, большая часть не планирует его заранее, но обязательно наступает секунда, когда мы выбираем тот путь, а не другой, а потом всю жизнь имеем дело с последствиями этого. От выбранного пути зависит, какими людьми мы станем – и в чужих глазах, и в собственных. Возможно, Элизабет Цаккель была права, говоря, что ответственность означает несвободу. Потому что ответственность – это бремя. А свобода – это порыв.
ebooksa