– Обида – просто чувство.
Цаккель сказала это таким тоном, каким говорят об инструментах. Суне сунул руки в карманы и пробормотал:
– Быть тренером в Бьорнстаде нелегко. Особенно когда дела идут неважно. Поверь мне, я занимал твою должность всю свою жизнь. И в этом городе есть люди, которым не понравится, когда хоккейный тренер выглядит… как ты.
Старик заглянул женщине глубоко в глаза и увидел в них то, чего не хватало ему самому: ей было все равно, что о ней скажут или подумают. А Суне в глубине души всегда это заботило. Ему хотелось, чтобы его любили хоккеисты, фанаты, выпивохи обоего пола из «Шкуры». Весь город. А вот Элизабет Цаккель не боялась чужих мнений, потому что знала то, что известно всем успешным тренерам: ее полюбят, когда она победит.
– Я иду ужинать, – сообщила Цаккель без малейшей неприязни или приязни.
Суне кивнул. Снова улыбнулся. И напоследок поделился еще одним соображением:
– Помнишь ту девочку, Алисию, что бросала шайбу у меня во дворе? Она сегодня была в ледовом дворце, семь раз. Убегала из детского сада, чтобы посмотреть тренировку основной команды. Я отводил ее в садик, а она снова убегала. И будет так бегать всю осень.
– А нельзя детей запирать? – поинтересовалась Цаккель, кажется не вполне постигшая символические смыслы этого сообщения, поэтому Суне прибавил:
– Дети принимают все, с чем растут, как должное. Алисия увидела, как ты тренируешь основную команду, и теперь будет считать, что женщины действуют именно так. Когда она подрастет достаточно, чтобы играть в основной команде, женщин-тренеров, может быть, больше не будет. Будут просто… тренеры.
Для Суне это кое-что значило. Кое-что важное. Он не знал, важно ли это для Элизабет Цаккель, по крайней мере, по ее виду ничего понять было нельзя, кроме того, что хоккейный тренер хочет поужинать. Впрочем, голод – тоже чувство.
Когда Элизабет уже стояла в дверях, в глазах у нее что-то сверкнуло, – что-то ей небезразличное, – и она спросила:
– Как там с моим вратарем? С этим Видаром?
– Я поговорю с его братом, – пообещал Суне.
– Ты разве не обещал, что Петер поговорит с сестрами Беньямина Овича? – поинтересовалась Цаккель.
– Он и поговорил, – удивился Суне.
– Тогда почему Беньямин не пришел сегодня на тренировку?
– Не пришел? – воскликнул Суне.
Он и мысли не допускал, что Беньи не явится на тренировку. Не только дети воспринимают некоторые вещи как должное.
В домике на краю кемпинга сидел молодой человек в синей рубашке поло. Он несколько лет учился на педагога, и теперь ему надо было готовиться к уроку, но пока он не написал ни строчки. Просто сидел в кухоньке, на столе перед ним лежал учебник по философии, а молодой человек все смотрел в окно в надежде увидеть юношу с грустными глазами и диким сердцем. Но Беньи так и не пришел. Он пропал. Сегодня учитель, глядя Беньи в глаза, сказал, что тот был ошибкой, хотя это была ошибка учителя.
Все в Бьорнстаде знали, что Беньи опасен, что он бьет жестче всех. Но немногие понимали, что то же самое происходит у него внутри, что он жестоко избивает всего себя день за днем. Не щадя даже собственного сердца.
ebooksa