Он позволил ей продолжать, всем видом показывая внимание к ее словам, хотя нарушение распорядка слегка его нервировало.
– Раньше все было иначе. Я в последнее время часто об этом вспоминаю… Мы тогда были совсем детьми, когда отец со свитой навестил Виндхунд, ваш родовой замок. И никакие няньки не могли удержать нас от проказ. Ты… вы запрягли тогда лебедей, чтобы они тянули лодку, как в той легенде о рыцаре, но ничего не вышло. – Она тепло улыбнулась своим мыслям. – Вендель все прятался в лесу, и мы искали его, ведь ваш отец сурово его за это наказывал. А Клемент, напротив, был тихим и послушным настолько, что даже не хотел играть с нами. Впрочем, он и сейчас редко появляется в доме. Крошке Луизе было всего четыре, и она не отлипала от матери. Герцогиня тогда была еще здорова… – Агнесс начала ронять слезы, одну за другой. Антуан всегда поражался этой ее способности – плакать, не меняясь в лице, не краснея и не морщась. Так плачут статуи и благие девы на картинах. – Где теперь они все?.. Луиза, Гуннива, Адриана… Исчезли, растаяли, как тени!
Молодой человек хотел было утешить ее и даже сделал несколько шагов навстречу, но застыл, не зная, как поступить дальше. Но Агнесс заметила его жест и благодарно кивнула.
– Я бы хотела, чтобы мы сохранили то хорошее, что было между нами с давних пор. Не потеряли наших дружеских чувств, даже взойдя на престол. Меня очень тревожит наше будущее, будто мы над ним не властны.
– Меня тревожит многое. Но только вы внушаете мне уверенность и спокойствие. – Антуан заставил себя посмотреть ей в глаза.
Агнесс слегка посветлела лицом от неожиданного комплимента. Проходя мимо, она коротко коснулась его руки своей горячей ладонью и, не оборачиваясь, вышла из библиотеки.
На какое-то время он позволил себе погрузиться в воспоминания. Сказочный замок, окруженный лесами. Мать, благодушно и отрешенно наблюдающая за их возней. Редкие визиты отца. Внезапно он осознал, что скучает по прошлому не меньше, чем Агнесс. Тем временем рука, до которой принцесса дотронулась, не переставала нервно подрагивать. Он поднес ладонь к лицу – и с ужасом обнаружил, что с нее пропали все линии. Тогда он сжал руку в кулак, а когда разжал пальцы, все было по-прежнему – путаная сеть глубоких и мелких борозд занимала обычное место, обозначая судьбу и ее повороты.
Преодолев незначительное расстояние от резиденции Спегельрафов до городской площади, экипаж остановился у главного входа в ратушу. Антуан был рад этому, так как за стенами кареты, украшенной фамильными гербами, он был защищен от сотен любопытных взглядов горожан, которые уже толпились у ворот, давя друг друга и накатывая многорукими и многоногими волнами.
Его всегда смущало двуличие ратуши: внешне это было строгое здание, предназначенное для собраний, свадеб и поминальных церемоний. В то же время изнутри она была расцвечена пестрыми, аляповатыми отблесками витражей, изображающих богов древности. Один и Фригга, Тор и Хель, Ньорд и Хеймндаль – все они осуждающе взирали на него из оконных ниш, облаченные в неуместные радужные одеяния.
Изогнутые скамьи двумя четвертями образовывали традиционный полукруг с нешироким проходом посередине. В глубине зала располагался алтарь, на котором уже лежали венцы жениха и невесты. Резной ларец с коронами монархов внесли следом за Верховным судьей, а командующий королевской гвардией Валентайн Вульф начал отдавать указания относительно расположения стражи.
Антуан в точности знал, как все должно быть. Он знал, где будет находиться до начала церемонии он сам, а где – его невеста. Он знал, когда начнут рассаживаться их высокородные гости. Он знал, в каком порядке будут произнесены слова. Но ему было тревожно. Жесткий стоячий воротничок натирал шею, а тугой пояс мундира оттягивала декоративная позолоченная сабля. Будущий король не находил себе места.
Когда были готовы открыть дубовые двери зала, он встал в нише за бархатным занавесом, где и должен был быть. Он видел Агнесс в такой же нише напротив – ее лицо цветом мало отличалось от свадебного платья, расшитого жемчугом. Ей явно не хватало воздуха в прошитом металлом корсете, но она делала жениху ободряющие жесты и пыталась улыбаться. Отец встал за каменный стол – раньше тот служил алтарем. Теперь религиозные церемонии проводились все реже, а стол оставался на том же месте, монументальный и недвижимый. Шестеро гвардейцев заняли пост за спиной судьи, еще дюжина встали у входа, а остальные сдерживали толпу снаружи.
Наконец ратуша стала заполняться людьми, а музыканты получили приказ начать играть, но за шумом платьев и многоголосым, почтительно приглушенным бормотаньем их слышали разве что судья и жених с невестой. Занавес казался Антуану недостаточно хорошей защитой от этих шипящих, копошащихся чужаков, а впереди его ждал выход на всеобщее обозрение. Он не хотел быть здесь. Если б только можно было повернуть время вспять!
Церемония началась. Со вступительным словом вышел вперед Фердинанд Спегельраф, человек непререкаемого авторитета, неподкупной честности, истинный хранитель порядка в государстве. Всей душой он желал восстановления былых ценностей, а в первую очередь – законной власти монархов. Так он сказал присутствующим, и они затрепетали от важности момента.
Был дан знак жениху и невесте, и те двинулись навстречу друг другу, как потешные механические фигурки на башенном хронографе. Антуан старался смотреть только на Агнесс, и это его поддерживало. Когда они встали перед мраморным столом, Верховный судья задал им традиционные вопросы о добровольности брака. Они ответили согласием. Тогда им на головы возложили свадебные венцы: золотой – мужа, изображающий переплетение дубовых ветвей, и серебряный – венок жены с крохотными цветами и плодами шиповника. Их руки обвязали шероховатым шнуром из множества разноцветных лент, а принцесса переплела свои пальцы с его, чтобы унять дрожь и хоть чуть-чуть согреть их. Но, несмотря на ее трогательную заботу, он чувствовал, он знал, он ощущал это затылком, как все пялятся на него, как указывают пальцами, неуловимо быстро облизывают тонкие губы. Задыхаясь, он дернул ворот мундира, но это мало помогло. Только оторвался и коротко звякнул об пол молот Тора, пришитый к уголку воротника. Бракосочетание подошло к концу, но не оно было главным блюдом этого пира. Герцог торопился.
Венцы и шнур убрали с глаз долой, как надоевшие фестивальные побрякушки. На алтаре появились бархатные подушки с двумя золотыми коронами. В них обманчивым, неверным огнем сверкали изумруды. Антуан пытался сохранить остатки самообладания. Настал момент присяги. Агнесс знала о его страхе толпы и незаметно придержала за локоть, поворачивая мужа лицом к людям. Гости встали.
Вторя ее голосу, он произнес слова клятвы: