– Но с тобой девчонка-милашка. Не слишком ли ты беспечен, а, парень? – сипло отозвался второй и двинулся к ним. – Пойдем с нами, крошка, на что тебе этот урод?
– Моя дама останется со мной. – Олле отстранил ее за спину одной рукой, а другой потянулся к поясу.
– Поделись девочкой, парень, – насмехался первый незнакомец. – Не видишь, мы устали, хотим повеселиться.
– Повеселись со мной, если невмоготу, я сам комедиант. – Под пальцами молодого человека щелкнула пружина выдвижного лезвия.
– Смотри, Жак, у этого клоуна нож!
– Иди сюда, ублюдок, у нас тоже когти есть!
В следующую секунду Луиза очутилась на земле, больно оцарапав бедро о щетинистый наст. Но то, что происходило в пляске теней и света, было страшнее: рыча и вскрикивая, три фигуры сходились, сцеплялись, вновь разделялись и кружили. Олле был один. Их двое. А она тряпичной куклой валялась в стороне, бессмысленная, бесполезная. Олле совершил резкий выпад и полоснул одного из них по предплечью, отчего тот с воплем выронил свой нож и побежал прочь, бросив товарища. Второго бегство подельника только разъярило, и он усилил натиск. Луиза обеими руками зажала рот, чтобы не отвлечь Олле криком ужаса, рвущимся наружу.
Она так и не поняла, что именно произошло, но незнакомец мешком повалился к ногам Миннезингера, хрипя и хватаясь за горло. Олле нагнулся и вытер лезвие о край плаща затихающего противника, у которого между пальцев вытекала смола. Затем неловкой, шатающейся походкой приблизился к Луизе и подал ей нож одного из нападавших. У стилета было черное трехгранное лезвие, и он больше напоминал миниатюрный меч, чем орудие бандита.
– Тебе пригодится. А теперь уходим. Так быстро, как сможем.
Свернув в сторону, они, петляя, продолжили свой путь к театру. Она старалась не говорить и дышать ровно и глубоко, чтобы утихомирить колокол в груди. Через пару кварталов Луиза поняла, что Олле ранен: он болезненно морщился на каждом шагу и время от времени прикасался к левому боку. Когда он заметил ее взгляд, то нашел в себе силы улыбнуться и даже потрепать ее по одеревеневшему плечу:
– Не бойся, Луковка, мы почти пришли. Поможешь мне потом?
– Конечно, – всхлипнула Луиза, чувствуя себя виноватой.
Стена Крысиного театра уже виднелась за следующим поворотом.
Уже у самого черного хода Олле ослаб настолько, что всем телом навалился на Луизу и еле переставлял ноги. Ей удалось довести его до кухни, которая пустовала, но печка слабо светилась углями.
Девушка раздула пламя, поставила кипятиться воду в медном чайнике и достала пару мягких от старости полотенец. Тем временем он, стиснув зубы, снял куртку и стянул рубаху через голову. На раненом боку, от ключицы до пояса, усатой мордой вниз, распластался пестрый дракон, какими их изображают олонцы. Желтые глаза дракона заливала алая кровь.
– Свиньи ранили дракона… Такой басни еще не сложили. – Он обрушился на скамейку Этель. – Выглядит скверно, да, Луковка?
Луиза старалась не присматриваться – от вида крови у нее кружилась голова, но она знала, что рану нужно промыть, прижечь и перевязать.
Вода закипела, а полотенца превратились в бинты. Как бы страшно Луизе ни было, она обязана ему жизнью. Вдвойне. Осторожными, легкими движениями она обмыла рану, а Олле старался при этом не дергаться, хотя, возможно, он просто был слишком слаб для этого.
– Возьми шнапс, он за решеткой… Этель прячет от Вольфганга… и нитки с иглой, там, в ящике. – Он прикрыл глаза, а голова безвольно моталась, как у человека, уснувшего сидя.
Луиза нашла все необходимое.