Хёстенбург распахнулся перед ним в ослепительном сиянии апрельского полудня, и король помчался вдоль по проспекту.
Видимый мир восстал против него: мостовая волнами вздымалась и опадала под его ногами, так что ему приходилось перепрыгивать с гребня на гребень; крыши домов щетинились драконьими хребтами, и каждый камень в стене грозно рычал, грозясь обрушиться Антуану на голову; тени людей, все как одна в истинном демоническом обличье, указывали на него, соединяя голоса в неземном хоре.
– С дороги! – прогремел чей-то голос.
Мощная, пышущая силой тьма, высекая копытами искры из камней, снесла короля Антуана с ног. Удар спиной о мостовую вышиб из него дух. Когда он попробовал подняться, то увидел Слейпнира – восьминогого коня, хранителя Кантабрии. Вороной, как бесконечный мрак, скакун встал на дыбы, перебирая передними ногами.
– Куда ты прешь, полудурок?! Помереть вздумал?! – прокричал одноглазый возница, взмахнул хлыстом, и экипаж, запряженный двумя смоляными лошадями, понесся прочь.
Обманут, вновь обманут собственным зрением… Как он может себе верить?
Но вот, вновь на ногах, прикрывая рукой глаза от пугающих видений, он поспешил к ратуше. Еще можно успеть! Флакон бился о грудь Антуана во внутреннем кармане.
У лестницы толпился его народ. Но они вовсе не ждали его: отряд констеблей строил их и по очереди сажал в две длинных, словно вагоны, телеги. На третьей, поменьше, снова лежали мертвые тела. Едва заметив Антуана, они испуганно воззрились на своего спасителя и сбились еще плотней. Кто-то еще только покидал здание ратуши со своими убогими пожитками.
– Стойте! Остановитесь!
Но они не слушали его, около телег началась беспорядочная давка. Констебли, выстроившись в живую цепь, сдерживали их.
– Вернитесь, и я положу конец вашим страданиям… Со мною средство!
Из толпы послышались истеричные женские и мужские выкрики:
– Убийца!.. Чудовище!.. – Из-за фуражек и погон потянулись к нему сжатые в кулаки руки, клешни, лапы. – Убирайся!.. Сдохни!.. Сам пей свою отраву!..
Безутешный, он метался вдоль стены из людей, но его гнали, его ненавидели, его презирали. Желали ему смерти. Констебли не трогали Антуана, таков был приказ, но и не позволяли черни разорвать его в клочья.
– Я понял, вы неизлечимы! – воскликнул король и бросился в прохладные недра старинной ратуши. Там могли еще оставаться его верные помощники, разделившие с ним тяготы пути к истине.
Но зал был пуст. Сквозь неровно заколоченные окна золотыми нитями тек свет и падал на изогнутые скамьи и мраморный алтарь. Худой, дрожащий всем телом мужчина медленно, как в день своей свадьбы и коронации, прошел к нему. Он был здесь всегда. Он будет здесь и через множество лет, когда кости любого из правителей лишатся ненадежных покровов плоти. Тишина стучала кровью в висках.
Антуан прислонился к алтарю и соскользнул на пол, оказавшись у каменного подножья.
Так холодно…
Кто болен? Он сам твердил, что мир. А мир твердил, что все иначе. Он мнил себя единственным разумным в царстве обезумевших. Народ кричит, дерет глотки. Они, покорно собиравшие крошки с его рук, сейчас считают его убийцей. Все без исключения…
Он бережно извлек из кармана хрустальный флакон с янтарной жидкостью. Все ответы, что он искал, были сейчас в его руках. Возможно, король был единственным слепцом? А если он и видел больше, чем способен вынести смертный ум, то жаждал ослепнуть. Сейчас и навсегда. Антуан поднялся на слабые ноги.