Опасная тропа

— Дети ушли, догони их.

— Успеем, еще есть время, — смотрю я на часы.

— Что на обед приготовить?

— Все что ты захочешь… — бросаю я и выхожу на улицу.

Чудесное утро. Как прекрасен мир! Всем существом своим я испытываю это, дышу необыкновенным воздухом солнечного веселого утра первого сентября. Вижу: на холме у дороги дожидаются меня дети. Я догоняю их, и мы вместе продолжаем путь, идем по тропе, которая намного короче, чем извилистая дорога, только успевай спускаться и подниматься, преодолевая овраги, заросшие ивой. Особенно золото коснулось некоторых деревьев в лесу: в пурпуре стройные молодые деревца дикой груши, алым пламенем охвачены кустарники рододендрона. То там то здесь у тропы мелькнет в траве поздний цветок… Давно опустели гнезда птиц и птенчики уже подросли, стук дятла в лесу разносится далеко.

И вот я в своей стихии, в школе, в шумной, необычно оживленной учительской. Все поздравляют друг друга и всех вместе поздравляет с началом нового учебного года наша Галина Ивановна. Раздается первый звонок, и все мы расходимся по классам. Вот и мой класс, десятки любопытных, ожидающих чего-то нового и интересного мальчишеских глаз глянули сразу на меня. Свежие, добрые в своей невинной откровенности, милые лица детей, отдохнувших за лето.

— Здравствуйте, дети!

И звонким хором отвечают мне дети и шумно усаживаются за парты. Бегло прохожу я список в журнале, то поглядывая на ребят, то заглядывая в журнал. Я ведь всех их знаю, и все сегодня были на месте. Никто не опоздал, никто не захворал. Наступила тишина… Дети ждали моего слова. Я встаю и начинаю урок, урок русского языка:

— Русский язык — наш второй родной язык, язык великого народа, язык, который помог нам открыть удивительный мир природы и человека, язык, который дал нам право говорить со всем миром о себе, о своем крае тысячи ущелий и тысячи вершин, как равные с равными, язык, возвысивший наше человеческое достоинство, язык революции, язык труда и созидания.

Да будь я                и негром преклонных годов, и то,        без унынья и лени я русский бы выучил                                 только за то, что им разговаривал ЛЕНИН.

И я вдруг ловлю себя на мысли: «Мне скоро, совсем скоро сорок лет. Поздравляю я всех сорокалетних и желаю, чтоб не угасло пламя дерзаний, мятежный дух к совершенству, и чтоб сохранилось душевное тепло, согревающее друзей. А если вы скажете доброе слово в мой адрес, заранее примите мои чувства глубокой признательности. До свиданья, до новых встреч!».

ОПАСНАЯ ТРОПА

(повесть в письмах)

ВСТУПЛЕНИЕ

Да будет оказано слову вниманье! Послушайте, братья, седое сказанье. Пускай вам сегодня напомнит оно О том, что случилось когда-то давно. Не зря Замедляется времени шаг У двух родников наших — Эки-Булак. Века разменявши на ночи и дни, Сквозь скалы замшелые мчатся они, Не зная сомнений, Не зная преград… Границы истоков на небо глядят. Живая вода И живые глаза, Живая живет в глубине Бирюза. Смысл дивного камня, Легенда, яви: Зовут его горцы Слезою любви. И ценят, наверное, Так оттого, И в золото лишь Обрамляют его… След счастья недолгого, Отзвук беды, Текут два ручья бирюзовой воды. Друг около друга Вздымают волну Два голоса, слитые В песню одну. И грубый лопух, И чинары листва Склонились над ними, Вздыхая едва. И камень о камень Печально шуршит. Издревле народ мой преданье хранит О том, как в рассветных тенях голубых Жестокая смерть Здесь ударила в них. Но кто они были? Убили их как? Надрывно пульсирует Эки-Булак. Под солнечным диском, Под тенью луны Два сердца отчаянно обнажены. В их ритме Мелодия света скупа. Опасна Любви оказалась Тропа… У памяти доброй поставив свечу, Простите, отцы, Если я уличу В жестокости и лицемерье ваш век, Во лжи, Что умела глядеть из-под век Как чистая правда, Любовь пели вы, И были великие гимны Правы Высокой, Последней, Святой правотой, Сравнимою только С небес высотой. И звезды, заслушавшись, меркли вдали — Так чудно вы пели. А сами могли, Любовь пробудив, Ей прочесть приговор. И брызнула кровь из хладеющих жил… Иначе зачем бы У этих могил, У этих, как жизнь, Неизбывных ключей Вы сакли воздвигли для ваших детей? Зачем бы аул свой назвали вы так Прекрасно и горестно: Эки-Булак? Ах, Эки-Булак — Два ручья, Две струи, Прильнув к вам губами, Сельчане мои Пытаются жажду свою утолить. А жажда все злее. Стеклянная нить Мелодии вечной Звучит над землей. Любовь словно жажды недремлющий зной, Как солнечный луч, Ослепивший глаза, Как ночь, из которой взошла Бирюза, Что горькой слезою Любви запеклась. Чудесная вьется по золоту вязь И в нем бирюза Продолжает свой путь, Упав горской девушке Брошью на грудь. Сменяются дни, чередуя года. У Эки-Булак Бирюзова вода. От Эки-Булак В самый грустный из дней Услышал я песню Печальней моей. (Отрывок из поэмы Нури-Саида «Эки-Булак»)

ПИСЬМО ПЕРВОЕ

Простой белый конверт. На нем рисунок. Высокий арочный мост перекрывает в теснине горный поток. Под козырьком скалы среди пирамидальных тополей виднеются каменные сакли со светлыми верандами. Вдали снежные вершины хребта Каба-Дарга, один из живописных уголков Сирагинских гор. Под рисунком надпись «Ворота в горы».

Адрес — город Махачкала, ул. Пушкина, 6, редакция, Г. Нури-Саиду — написан старательно девичьей рукой, но неровным, еще не определившимся почерком. Обратного адреса нет. Конверт небрежно разорван, в нем письмо, написанное на листках из ученической тетради, и фотография девушки в школьной форме.

Шею девушки красиво облегает белый воротник. На грудь спадает темная коса. Прелестное юное лицо. Светлые задумчивые глаза, взметнувшиеся, будто в испуге перед камерой, брови. Непривычный для горянки вздернутый носик.

Вглядевшись попристальнее в снимок, невольно думаешь: как щедро природа одарила эту девушку, хотя красотой, быть может, она и уступает нашим губденским царевнам и лезгинским королевам[1].

В живых глазах ее будто вместился весь мир удивительных чувств, их чистота не может не поразить. В них отражены все движения души, а с нежных губ ее готово сорваться великое откровение.

На обороте снимка написано: «Это я — Цуэри. Мне уже семнадцать». В письме было сказано: