Мимо с воем сирен и включёнными проблесковыми маячками пролетело несколько милицейских машин. Следом мелькнула, огласив улицу жутким воем, карета скорой помощи. Маша вышла за мост и, прихрамывая, поспешила за сталинку на углу. Позади ревели сигналы экстренных служб, но теперь они звучали тише. Дворы спали. Никто, скорее всего, даже не услышал и не заметил аварии на мосту — разве что дворник, который лениво вышел из обитой серебристой жестью будки, покосился на женщину, брезгливо фыркнул и отвернулся.
Потом любопытство его все же пересилило, и он бросил через плечо:
— Что такая грязная, упала, что ли?
Маша покачала головой и, не поднимая взгляда, поспешила прочь. Нельзя, чтобы он потом узнал ее. Скорее всего, местных дворников допросит милиция, кого видели, что слышали, и он, конечно же, вспомнит про грязную побитую женщину.
— Эй, может помощь нужна? — пересилил себя мужчина, видимо, рассмотрев ее более внимательно. Наверняка он принял ее за алкоголичку или того хуже…
Он оглянулся в сторону моста, откуда продолжали раздаваться звуки сирен, и лицо его нахмурилось.
— Ты это… оттуда, что ли? Слышишь?
Зажав кассету под курткой, Маша свернула за угол, торопливо пересекла улицу, с другой стороны которой стояла грузовая машина «Газ-52» с надписью «Хлеб». Это было ее спасение. Дворник потерял ее из виду, и она юркнула в распахнутую калитку, едва не поскользнувшись на мокрых листьях. Сердце билось как птичка в клетке.
Здесь она оглянулась. Ей казалось, что дворник спешит следом и не отпустит ее, пока не узнает, что произошло, и кто она такая. Вполне вероятно, что прямо сейчас он набирает «02» и у нее всего несколько минут, пока не прибудет наряд.
Маша перешла на быстрый шаг, а потом, подгоняемая одновременно страхом, возбуждением и каким-то разгорающимся азартом, побежала.
Звуки шагов эхом отскакивали от черных молчаливых стен. Редкие окна светились желтоватым светом. Она сбивалась, ноги подворачивались, цеплялись за бордюры и выступы люков, но Маша даже не думала останавливаться.
Только оказавшись у своего дома, она выдохнула, чуть замедлилась, автоматически взглянула на окна соседки. Окошко на кухне продолжало гореть.
Маша юркнула в подъезд, поднялась на третий этаж, дрожащими руками открыла замок. Дома было тепло, но совсем неуютно — как-то пусто и даже страшно. В первую секунду она хотела окликнуть Витю, даже посмотрела в сторону его комнаты — дверь была приоткрыта. В темноте она различила заправленную постель. Потом вспомнила крутящиеся бобины магнитофона в подвале, голос из динамика и ей стало совсем страшно. Страшно за свое психическое состояние.
Может, я просто сошла с ума? — пронеслась в голове спасительная и одновременно зловещая мысль. — И это мои галлюцинации? Ведь все, все что началось утром в субботу… нет, раньше… когда она услышала ту запись, а утром Витя пытался ее убедить, что она ослышалась — он врал ей, глядя прямо в глаза, хотя никогда так не делал и сделать не мог — она была в этом уверена. Но теперь… после всего того, что случилось, какая могла быть уверенность?
Она прошла в свою комнату, залезла в глубину шкафа и с самого дна вытянула шесть купюр по двадцать пять рублей, которые получила в комиссионном магазине от продажи магнитофона. Который, как оказалось, купил ее собственный сын втайне от нее. Теперь она понимала, почему он так поступил и почему все скрывал, говорил неправду, врал, отводил взгляд — он бы сделала точно так же. Никому не хочется, чтобы его считали сумасшедшим.
Этих денег хватит, чтобы…
Резко и настойчиво зазвонил телефон.
Маша вздрогнула. Сердце забилось так сильно, что на мгновение в глазах померкло. Она вылезла из шкафа, выпрямилась, ощущая, что вот-вот грохнется в обморок, но каким-то чудом устояла.
Это может быть известие от Вити… — мелькнуло в голове.
Она бросилась в прихожую, посмотрела на телефон, рядом с которым лежала кассета и подняла трубку.