Просить дважды не пришлось. Последовали. Открыв замок двумя поворотами ключа, конферансье зашел в вагончик первым. Быстро огляделся. Видимо посчитав, что ничего криминального на виду не лежит, махнул рукой, чтобы проходили. Зажег лампу на столе, пообещал привести госпожу Хрумскую так скоро, как сможет, и удалился.
В отличие от нашего прошлого визита, в этот раз все блистало чистотой. На диванчике ни пылинки. Платья аккуратно развешены строго по цветам. Горшочки с цветущим шалфеем, рядом с которыми я ненадолго остановилась, заботливо протерты.
– Софья Алексеевна, – понизил голос Ермаков, оглядываясь на закрытую дверь. – Как прикажете это понимать.
– Погодите немного, Гордей Назарович. Придет хозяйка и мы все вместе всё поймем.
Мой ответ явно не пришелся ему по душе. Глаза недобро сверкнули. Но, на мое счастье, входная дверь резко распахнулась и внутрь, в развевающемся платье, влетела ярко накрашенная женщина.
Она мало походила на строгую гимназистку, или томную незнакомку, коими предстала передо мной ранее. Но властный голос остался неизменен.
– Господа полицейские, снова вы? Не ожидала… Чем же вас так привлек наш цирк?
– Просим прощения за поздний визит, Аполлинария Святославовна, – ответила я, потеснившись, когда хозяйка цирка прошла мимо и встала у единственного кресла. – Нам с господином приставом нужно было срочно кое в чем убедиться…
Услышав мой расплывчатый ответ, женщина не изменилась в лице, лишь на секунду губы плотнее сжала. Не смотри я так пристально, могла бы и пропустить.
– Ну и как, убедились?
– Развеяли все сомнения, – ответила я таким приторным голосом, что даже Гордей поморщился.
Но противница оказалась более стойкой барышней и изобразила лишь вежливый интерес.
– И в чем же, ежели нет в том секрету?
– В том, что вы, госпожа Хрумская, именно та, кто нам нужен, – сделав театральную паузу, в течении которой настороженный моим заявлением Ермаков встал рядом, готовый в любой момент прикрыть меня своей широкой спиной, а женщина напротив, заметив этот его маневр заметно насторожилась, я кивнула на кресло. – Да вы присаживайтесь, Аполлинария Святославовна. Разговор обещает быть долгим. Гордей Назарович, не хотелось бы, чтобы нам мешали. Не прикроете на щеколду входную дверь?
Пристав замешкался, но все же сорвался с места.
– Я не понимаю, – отмерла женщина и уперла кулаки в бока. – Какое право вы имеете распоряжаться тут? Ежели вам что-то надобно от меня, говорите прямо. У меня нет времени на долгие разговоры. Скоро откроется представление. Меня ждет моя труппа.
Щелкнул замок. Вернувшись, Гордей взял меня за руку и усадил рядом с собой на небольшой диван.
– Аполлинария Святославовна, – вытянул он свои длинные ноги и сложил руки на груди. – Вы вольны выбирать – либо разговор состоится здесь, либо я буду вынужден доставить вас в участок.
– В участок? – ахнула она, прежде чем свалиться в кресло, которое, под тяжестью женского тела, протяжно застонало. – В чем вы изволите меня обвинять?
Сложно соревноваться в актерском мастерстве с женщиной, чувствовавшей себя на сцене, словно рыба в воде. Но характер у меня такой. Весь в деда, Прохора Васильевича. Дух соревновательный сродни шилу в одном интересном месте, не могу не попытаться.