– Гляди, Эбен, – начал он. – Если насекомые могут быть покрыты медью, то и люди могут быть покрыты медью. И если человек может быть покрыт металлом, его или ее можно сохранить на неопределенный срок – и с абсолютной точностью в отношении лица и формы. Возьмите старые египетские мумии. Во что они ныне превратились? Это просто иссохшие оболочки, которые не похожи ни на что. Но предположим, что эти тела были гальванизированы? Да они просто были бы статуями самих себя.
Мистер Штетцль кивнул.
– Я начинаю понимать, – сказал он.
– Слушай. Мы просто сделали бы каждый труп своим собственным памятником. Установите памятник на дешевом бетонном основании и поставьте его на кладбище. Ни рытья могил, ни гроба, ни надгробья – ничего, кроме самого памятника. Подумай о экономии! Трупы можно покрывать медью за три доллара за штуку. Мы можем получить пятьдесят или даже сто. Ежегодно более полутора миллионов смертей только в этой стране. Предположим, мы получили прибыль всего в десять долларов за штуку. Общая сумма для Соединенных Штатов составляет пятнадцать миллионов в год. Добавьте к этому прибыль на проведение семи миллионов похорон по всему балансу цивилизованного мира. Вы можете представить? Почему, Эбен, сотня тысяч в день – ничто!
Мистер Штетцль застыл как в трансе.
– Невероятно, – прошептал он.
Мистер Фосдик улыбнулся.
– Причем я еще не начал. На самом деле прибыль за одну работу «Международной корпорации гальванического погребения» – так будет называться концерн – будет минимум пятьдесят долларов, а не десять. И даже больше. Слушай. Только более дешевые сорта трупов будут отделаны медью. Большинство будет никелированным; серебро будет использоваться для тех, кто принадлежал среднему классу; и золото для аристократов.
Владелец мясокомбината потерял дар речи.
– И подумайте, каким красивым местом будут новые кладбища на рассвете солнечного утра. Медные, никелевые, серебряные и золотые статуи все разбросаны вокруг. Красота! Вероятно, они стали бы парками развлечений!
Мистер Фосдик мягко барабанил пальцами по подлокотнику кресла, пока он позволил этой идее развернуться в уме.
– Я подумал о великолепной новой детали, – неожиданно сказал господин Штетцль. – Неплохо было сделать так, чтобы в статуе где-то смонтировали фонограф с цилиндром «последних слов», или песней, или рассказом, – вы помните, как Клем Титус, который уже умер и ушел, обычно повторял каждый раз, когда напивался. «До свидания, Джим. Возьми себя в руки». Ну, это идея. Потянув за ниточку, фонограф разматывает все, что было характерно для покойного. Старик Фишер ругал администрацию.
– Я думаю, что это будет недостойно, – прервал мистер Фосдик. – Тысячи фонографов, работающих на полную мощность – песни, декламации, речи и так далее! Да ведь там будет шум, как на Кони-Айленд!
Энтузиазм от новой идеи медленно исчез с лица мистера Штетцля, и он притих.
– Ну, – протянул он, после нескольких минут молчания. – Когда попробуем?
– Как только мы сможем получить труп.
– Должны ли мы ждать? За пять лет в Уиффлвиле не было ни одной смерти.
Мистер Фосдик не думал об этом. На мгновение его мечта была разбита вдребезги, а затем с изобретательностью истинного изобретателя он придумал способ преодолеть трудности.
– Нет, – объявил он. – Мы не будем ждать. Мы попробуем эту схему на живом человеке – на вас.
Мистер Штетцль побледнел.