Магнитная буря

– Не могли бы вы зайти ко мне на несколько минут, профессор Харви? Я бы очень хотел, чтобы вы помогли мне в моем новом электронейронном исследовании, которое я предпринял. Профессор Джедни говорит, что вы знаете больше о воздействии слабых электрических токов, чем кто-либо еще на этой стороне Атлантики. Я хочу задать несколько вопросов.

В тот вечер я был свободен и согласился зайти к нему. Он усадил меня у горящего камина – был сентябрь, но было уже холодно – и оставил, подтолкнув портсигар с сигаретами к моему локтю. У меня было время осмотреть его аскетические богатства – красивых книг, блеска красного дерева, офортов, – прежде чем он вернулся с маленькой коробочкой, за которой тянулись провода. Он поставил ее на стол рядом со мной, сел напротив и зажег сигарету.

Коробка содержала гальванометр с записывающим диском и имела два ремешка для крепления на запястье. Он объяснил, что хочет получить данные о сопротивлении тела электрическим токам, и спросил, не возражаю ли я, чтобы он снимал показания приборчика, пока мы разговариваем. Все, что требовалось, – это повесить приборчик на руку. Я согласился.

Мы обсуждали токи и сопротивления. Он говорил разумно и продемонстрировал хорошее знание физической стороны предмета, хотя был слаб в математике. В разговоре он ожил. Застенчивость и робость исчезали, как только он начинал говорить о технических деталях. Он был очень заинтересован. Но вдруг он, казалось, что-то вспомнил. Он встал и взял книгу со стола, открыл знакомый мне текст.

Шекспировский тест

– Я ХОТЕЛ БЫ прочитать один отрывок, – резко сказал он. Мы говорили о гистерезисе и формулах Штайнметца, и я немного удивленно моргнул, когда он начал читать Шекспира – сцену в «Короле Джоне», где маленький принц Артур умоляет Хьюберта сохранить ему зрение. Там, король приказал Хьюберту ослепить ребенка. Некоторые пассажи настолько острые, что причиняют боль.

АртурДля дела злого – слишком хорошо.Железом ты глаза мне должен выжечь?ХьюбертДа, мальчик, должен.АртурИ решишься?ХьюбертДа.АртурИ хватит духу у тебя? А помнишь,Как мучился ты головною больюИ лоб тебе я повязал платком(То был мой самый лучший; мне егоПринцесса вышила), и я обратноЕго не взял? Я голову тебеДержал всю ночь; как верно служат часуМинуты быстрые, так я старался,Чтоб время для тебя текло быстрей.Я спрашивал: «Где больно? Что ты хочешь?Чем я могу помочь тебе, мой милый?»Иной бы сын простолюдина спалИ ласкового слова не промолвил,Но принц оберегал тебя в ночи.Ты можешь думать, что моя любовьПритворство, ложь; когда угодно року,Что ж, думай так и поступай жестоко!Ты хочешь зренье у меня отнять,Глаза мои, что на тебя ни разуНе поглядели гневно?ХьюбертЯ поклялся,Что выжгу их железом раскаленным.

Они были двумя страдающими людьми вместе, зрелый муж и мальчик – один с ужасом пламенного железа, а другой – с воспоминанием о нежности и беспомощности ребенка и его страхом видеть навсегда почерневшие пустые гнезда под гладким мальчишеским лбом – и уйти в могилу с запахом жгучей плоти в ноздрях. Неудивительно, что голос Хьюберта дрогнул, когда он ответил на вопрос принца:

АртурСпасенья нет?ХьюбертНет; ты лишишься глаз.АртурО боже! Если бы в глаза тебе попалаСоринка, мошка, волос иль песчинка,Ты понял бы, как может эта малостьИзмучить нас, – и замысел лихойЧудовищным тебе бы показался.ХьюбертА обещанье? Придержи язык.АртурМой Хьюберт, чтоб молить о паре глаз,Двух языков, пожалуй, не хватило б.Не затыкай мне рта, не надо, Хьюберт.А то уж лучше вырви мне язык,Но пощади глаза, чтоб мог я видеть,Чтоб на тебя хотя бы мог смотреть.Клянусь душой, железо ведь остыло,И глаз не выжжет…

Я никогда не видел пьесу на сцене, но я могу себе представить вздох облегчения, который проносится над аудиторией, когда Хьюберт ломается и восклицает:

ХьюбертПусть будет так! Отрады жизни, глаз,Я не лишу тебя за все богатства,Что мне сулил твой дядя! Все же знай:Я клятву дал, что выжгу их железом.АртурТеперь ты снова Хьюберт, и снятаС тебя личина!

Я забыл Мурту и все, кроме принца Артура, когда чтение внезапно прекратилось. Подняв крышку гальванометра, Мурта достал из прибора ленту с вычерченной на ней волнистой линией.

Обсуждение результатов теста

– ВОТ, – НАЧАЛ МУРТА, достав несколько похожих катушек с лентами из ящика стола. – Вот несколько записей сочувствия. Вы знаете, я полагаю, что устойчивость организма к электричеству зависит от его эмоционального состояния. Я не мог сообщить вам, что планировал тест, или вы были бы настороже. Ток, который я послал вам во время чтения, составил диаграмму, которая показывает, насколько вы реагируете на подобные сочинения.

Я смотрел на него, не зная, смеяться или злиться по поводу его посягательства на эмоциональную неприкосновенность незнакомца, его гостя. Это было ради науки, но бестактно! Но он положил последнюю запись вместе с остальными, тщательно отметив мое имя и дату, и спокойно сказал:

– Вот реакция президента Арчера на тот же отрывок. – «Очевидно, я был не один!» – А это Карди… Это де Грасс. Обратите внимание на его латинский темперамент… Это я получил от мальчика, который убирает мою лабораторию. Кстати, пойдемте, позвольте мне показать вам место, где я работаю.

Что я мог сказать? Он был так прост, так наивен и непосредственен!

Я попытался задать вопрос:

– Мурта, вы когда-нибудь проверяли себя? Что этот отрывок значит для вас? Не как материал для эксперимента.

– Никто не может испытать себя таким образом. Эмоции меняются, когда вы пытаетесь их посмотреть… Мне нравится эта сцена. Это прекрасный образчик литературного стиля. Возможно, я кажусь довольно хладнокровным, но это потому, что я так часто перечитывал этот фрагмент и знаю его почти наизусть. А вот мой рабочий стол с водой, газом и электрическими соединениями, а это маленький токарный станок… – и он ушел в разъяснения по поводу своей лаборатории-мастерской.

Это было замечательное место – светлое, чистое, хорошо оборудованное. Там были раковины и столы, стеклянные шкафы, полные сверкающих инструментов, вытяжной шкаф с вентилятором для ядовитых газов. В одном углу, на постаменте, стояла голова в натуральную величину и бюст из воска – одна из тех забавных моделей, которыми анатомы и психологи должны иллюстрировать структуру головы, мозга, мышечной и нервной систем. Рядом – электрический трансформатор, который давал ему широкий диапазон напряжений. Светофильтры и батарея мощных ламп с отражателями и цветными экранами позволяли управлять освещением. Был даже операционный стол, приставленный к стене. Я был впечатлен и так сказал об этом, и Мурта был очень доволен.

Но покинув лабораторию, я задумался о человеке, который коллекционировал эмоции своих коллег с такими скудными извинениями, и который мог подумать, что эта ужасная сцена просто прекрасный образчик стиля. Я согласился с Пейджем с исторического факультета, который сказал мне на следующий день:

– Мурта, черт его побери, на мой вкус слишком погружен в науку. Он сказал мне, что жизнь – просто форма энергии. Я встречал людей, которые говорили, что они механицисты, но я никогда не встречал человека, который действовал так же механически, как Мурта!