Сука, Поварёнок! Наверняка, это его рук дело! Хочет спокойно выйти! Я не сомневаюсь, что он где-то рядом.
Толпа несёт меня на перрон. Носильщика тоже. Я его ещё вижу, он впереди, пытается вырваться из человеческого водоворота…
Седую бабку со стоически сжатыми губами несёт впереди меня спиной вперёд, она не может противостоять сдавливающей её толпе. Встретившись со мной взглядом, она чуть улыбается. Хм… это странно. Будто это не наша, а заграничная бабка. И взгляд… взгляд… где я видел эти глаза? Вроде бы даже и не старые…
Парик на её голове чуть съезжает и… Твою дивизию! Это… Это же он! Кухарь, долбаный Керенский, переоделся в бабку! Видя, что я догадался, он чуть подмигивает и толпа выносит его на перрон.
21. Погоня
Твою дивизию! Как на зло, в дверях возникает затор.
— Спокойно, граждане! — ору я в толпу, но это то же самое, что пытаться перекричать водопад или цунами.
Люди напирают, желая как можно скорее вырваться из ставшего опасным здания. Жмут, прессуют тех, кто впереди, превращая разрозненные человеческие существа в единую общность, гордо именуемую советским народом. Одна цель, одна судьба, а теперь вот и тело тоже одно. Общее. Одно на всех.
Ну ладно, превращаться в протовещество, из которого когда-то шарахнул Большой взрыв, мне не хочется, но дело даже не в этом. Время! Время, твою дивизию, утекает позволяя бабке, татарину носильщику и тому мутному крепышу рассеиваться в прошлом.
С этим я категорически не могу согласиться, потому как тупо выполнять условия похитителя далеко не лучшая идея. Поэтому я примеряюсь к здоровому дядьке, к которому оказываюсь очень тесно прижатым.
Блин, дышать тяжело, ёлки-палки, и это мне, молодому парню, а тут ведь и женщины, есть и немолодые.
— Не напирайте! — безрезультатно предпринимаю я новую попытку урезонить толпу и обнимаю за шею здоровяка перед собой.
Я начинаю карабкаться по его широкой спине, собираясь буквально пройти по головам людей, но в этот момент пробка в дверях выстреливает, выпуливая вперёд несколько человек и открывая возможность излиться небольшому людскому фонтану, состоящему из счастливчиков, получающих свободу.
Среди них оказываюсь и я. Мужик передо мной оглядывается с дикими глазами понёсшего жеребца, пытаясь понять, что я там пытался предпринять. Но мне не до объяснений. Я пробегаю вперёд, а бутылочное горлышко, в которое превратился дверной проём, снова закупоривается.
Ладно… На первом пути стоит минский поезд, а вот где же Поварёнок? Вернее,
Твою за ногу! Зря я отказался взять рацию, сейчас бы пригодилась. Спугнуть боялся, а теперь вот… Я вскакиваю на широкий оконный карниз, приподнимаясь над действительностью. Держусь за какую-то декоративную хрень и озираюсь.
Сканирую сегмент за сегментом. Так… Так… Так… Твою дивизию!!! Вот же он!!!
Кухарчук, наряженный бабкой, стоит в двери вагона, а носильщик подаёт ему заветный чемоданчик. Напоминает он сейчас никакого не Керенского, а Гешу из «Бриллиантовой руки».
Он тоже озирается, не зная, вижу я его или нет. Я стараюсь слиться с окном и, что называется по стеночке, сползаю вниз, мысленно меняя и цвет, как заядлый хамелеон.