Волхв пятого разряда

22
18
20
22
24
26
28
30

За эти дни он очень привязался к девочке. Не по годам серьезная, рассудительная и вежливая кроха пробудила в сердце Николая забытые родительские чувства. В прошлой жизни он нечасто баловал детей своим вниманием — мешали длительные командировки в многочисленные «точки», где он воевал, потом лежал в госпиталях, и как-то вышло, что сын и дочка выросли почти что без отцовского участия. Хорошими людьми — супруга постаралась, но маленькими их Николай совсем не помнил. Общался с ними после выхода на пенсию, но дети стали взрослыми: дочь вышла замуж, а сын женился, и собственные семьи оттеснили их интерес к родителям на периферию. Николай не обижался — закономерно, тем более что появились внуки. Но внук не сын — его ты видишь далеко не каждую неделю, не говоришь с ним каждый день, не обнимаешь, не рассказываешь сказки и не учишь с ним уроки. Нет, если вы живете с внуками в одной квартире, такое будет, но времена сейчас другие, и дети часто обитают отдельно от родителей. Несвицкий уводил Машу в свой кабинет, где читал ей книжки, рассказывал волшебные истории, которые принес из прошлой жизни, благо детство у него было счастливым — рос под присмотром бабушки, которая их знала множество, и Коля их запомнил.

Малышке это нравилось. Она взбиралась на колени дяди Коли и, прижавшись к нему худеньким тельцем, внимала, затаив дыхание. Родители или другие родственники ее не навещали, и Несвицкий поинтересовался этим у Марины.

— Нет у нее родителей, — ответила супруга, — нет никого совсем. Прилет в квартиру, в которой все погибли. Маша уцелела чудом. Лежала под обломками.

— Она не говорила.

— Не хочет вспоминать — психическая травма. Такое сплошь и рядом.

— И где она живет?

— В детдоме. Сирот в Царицино нередко забирают в семьи, но деток с инвалидностью не очень жалуют. Ухаживать за ними сложно, — она вздохнула. — Теперь, когда у Маши появилась ручка, возможно, заберут.

— Вот, значит, как… — сказал Несвицкий после чего отправился домой. Там переоделся в свой мундир с прицепленными орденами, взял паспорта — свой и Марины, свидетельство о браке. На внедорожнике приехал в городскую администрацию, где отыскал необходимый кабинет. Поговорил с ее хозяйкой, переоделся дома в камуфляж и заглянул к Марине в отделение.

— Как смотришь, дорогая, если мы с тобой удочерим Марию? — спросил супругу.

Марина растерялась.

— Ты серьезно? — спросила после паузы.

— Вполне, — кивнул Несвицкий. — Я говорил с начальницей управления опеки и показал ей наши документы. Она не возражает. Принесем ей справки о состоянии здоровья, характеристики из госпиталя, их педагог поговорит с малышкой. Еще обследуют квартиру, чтоб убедиться, что жилищные условия нам позволяют содержать ребенка. Ничего особо сложного.

— Мне Маша нравится, — ответила Марина, — но не уверена, что у нас получится поладить с девочкой. А вдруг не сложится? Не отдавать же ее опять в детдом?

— Ну, для начала нам оформят опекунство, и только год спустя мы сможем претендовать на право стать ее родителями. Педагог нас будет навещать, беседовать с малышкой, и, если все нормально, составит заключение. Такое не пугает?

— Нет, конечно, — ответила Марина. — Сама об этом знаю. А Машенька захочет с нами жить?

— Так у нее и спросим, причем сейчас. Не возражаешь?

Получив согласие, Несвицкий вышел. В кабинет вернулся с Машей. Усадив ее на стул, встал напротив плечом к плечу с Мариной.

— Скажи нам, Машенька… — он вдруг почувствовал смущение. — Ты согласишься жить у нас? Со мной и с тетей доктором? У нас хорошая квартира здесь неподалеку. Там все удобства… — Несвицкий замолчал, сообразив, что говорит совсем не то.

— Мы будем о тебе заботиться, — добавила супруга.

— У вас есть котик? — вдруг спросила девочка.