— Они становится собственниками бизнеса. И заключают с инвестиционной компанией договор о передаче части чистой прибыли. Скажем, тридцати процентов. Остальное же забирают себе и делят в соответствии с долями. Думаю, идея зарабатывать в пять-шесть раз больше, чем раньше, вдохновит многих. А после того, как они впервые получат эти деньги на руки, противников подобной концепции не останется вовсе.
Во все времена смертные любили золото. А ещё им нравилось чувство свободы. Те, кто рождались свободными, были готовы на всё, лишь бы таковыми остаться. Всем же иным, было достаточно ненадолго вкусить прелесть этого ощущения, чтобы быстро привыкнуть. Надеть невидимые кандалы на тех, кто осознал сам факт их наличия, куда сложнее, чем поддерживать иллюзию их отсутствия.
— Их же раздавят. Сначала, понятное дело, никто не станет обращать внимания. Но как только количество этих мелких самоуправляемых компаний станет исчисляться сотнями, кто-то это заметит. Сопоставит факты, отследит, кто именно выкупал их в собственность и зачистит рынок.
Мне оставалось только согласно кивнуть.
— В теории, да. Но представьте себе, что сначала проходит первая волна подобных инвестиций. Точечно — по две-три небольшие компании из каждой отрасли на город или провинцию, в зависимости от того о каком направлении, речь. Происходит преобразование, люди работают, получают деньги. Восторгаются. Становятся примером, на который можно ссылаться. А потом агенты инвестиционной компании приходят разом ко всем собственникам подобных фирм. И делают им предложение. Одновременно. Выставив чёткие сроки дачи ответа. А потом следует лавина сделок.
Куан Ли заворочался на стуле. Уложил руки на стол и глянул мне в глаза.
— Это пахнет войной, уважаемый Василий. Большой кровью.
Я покачал головой.
— Знати наплевать на все эти телодвижения под их ногами. Иди речь о крупных концернах, тогда да — конфликт был бы неизбежен. Но никому не интересна мелкая рыба. Единственный, кто обратит на это внимание и неминуемо возмутится — Ганза. К которой примкнёт какая-то часть обедневшей аристократии. Но у первых, к тому моменту будет хватать своих забот, а вторых мы перекупим.
Увидев вопросительно поднятые брови корейца, улыбнулся.
— Давайте нарисуем в нашем воображении ещё одну картину, уважаемый Куан Ли. В которой все эти небольшие компании объединяются в единую организацию, которые защищает их права. Отдавая ей по несколько процентов прибыли. На первый взгляд, это немного. Но если собрать эти деньги вместе, то хватит и на хороших адвокатов, и на отряды Одарённых из числа тех самых бедных аристократов, и даже на какие-то другие инициативы.
Если я верно понимал оттенки его разума, сейчас азиата раздирали противоречивые эмоции. С одной стороны, ему не слишком нравилась идея, что простолюдины станут использовать знать в своих целях, да вообще объединяться. С другой — он видел амбициозный план, реализация которого требовал массы усилий, деликатности и чёткого планирования. Что не могло не привлекать того, кто отдал большую часть своей жизни миру финансовых сделок и махинаций.
— То есть в конце вы всё-таки планируете большую войну?
Я с укоризной посмотрел на него.
— Ну зачем же? Война, это хаос, разрушения, экономическая разруха и смерти множества невинных. Я всего лишь хочу продемонстрировать человечеству ещё одну экономическую модель, которая имеет право на существование. Как знать, возможно через какое-то время она станет одной из ведущих на рынке.
Аристократ бросил задумчивый взгляд в сторону окна. Вернул внимание на меня.
— Что до вашего плана, я согласен. Но хочу предупредить, что это будет ещё дороже инвестиций в транспорт. И ещё один момент — если вы когда-то решить купить банк в Чосоне, он сгорит уже через час после оформления сделки. Вместе со всеми архивами и документацией. Возможно даже с персоналом.
Усмехнувшись, я развёл руками.
— Договорились. Я не стану покупать банк в Чосоне.
Заметив лёгкое подозрение во взгляде азиата, добавил.