— Вы действительно сможете защитить наш мир? Этот… Он говорил, что мы в громадном скоплении, где тысячи и тысячи подобных планет. А наша оказалась на перекрестье интересов и рано или поздно её в любом случае кто-то захватит.
Было хорошо видно, что ему страшно озвучивать эти слова. Император понимал, что если дело каким-то образом дойдёт до столкновения, у Габсбургов не будет ни единого шанса. И судя по всему считал, что меня может разозлить сама формулировка вопроса.
— Три попытки вторжения уже остановлены. Само собой будут и новые. Но я не завидую тем, кто решит подмять под себя этот мир. Таков будет мой ответ, Франц.
Тот промолчал, полностью проигнорировав фамильярность и внимательно смотря на меня. Но больше не проронил ни слова. А разум показывал такое количество разнообразных оттенков, что я сам не мог понять, как он воспринял мой ответ.
Хотя, сейчас меня куда больше волновал пленник. Вернее, содержимое его разума. Настолько, что мы даже не стали далеко удаляться от Вены, чтобы его изучить. Остановились рядом со столицей, в небольшой заснеженной роще, которую сразу же окружили барьером.
Состояние посланника Дворца Ранха я проверил ещё в первые секунды после контакта. Он действительно был без сознания, а кровь этого создания была наполнена массой разноформатных веществ, которые живо заинтересовали Мьёльнира.
Но вот защита по-прежнему работала. А структура разума заметно отличалась от обычной. И судя по тому, что в качестве базы выступала та самая теневая энергия, перед нами находился либо значительно изменённый смертный, либо гомункул.
Всё это не отменяло ментальной защиты, которая стояла на его разуме. Неизвестный формат плетений мешал разобраться — боюсь в данном случае, уничтожить барьеры не вышло бы даже у Мьёльнира. Его способ управления силой предполагал лишь осмысление основной задачи, которую должен выполнять артефакт. Но вязь защиты была такой, что было невозможно понять, где находится структура разума пленника, а где блокирующие ментальные техники.
— Что будем делать? — поинтересовался Оболенский, когда я коротко описал ситуацию.
Князь стоял с фляжкой в руках, аргументируя этом «морозцем» и с интересом рассматривал пленного. Судя по тому, как патриций порой отводил взгляд, пытался запомнить черты его лица. И видимо был здорово раздосадован, что этого до сих пор не получилось.
— Есть у меня одна идея, — протянул я, бросив взгляд на Прохора.
Почувствовавший внимание адъютант сразу же подтянулся, а я озвучил вопрос.
— Сможешь вытащить его душу и засунуть её в другое тело?
Тот неуверенно кашлянул, покосившись на пленного.
— Вытащить, думаю да. А вот внедрить её куда-то ещё… Если честно, не знаю.
Из кармана его мундира вынырнул крохотный Захар, который за пару секунд вырос до более солидных размеров, зависнув рядом со своим хозяином. А тот, посмотрев на своего спутника, заявил.
— Захар говорит, что может помочь. Правда, тоже не до конца уверен, что такая душа где-то приживётся.
Что касалось души, у представителя Дворца Ранха она и правда была не совсем обычной — как минимум из-за того, что оказалась полностью пропитана всё той же теневой силой. Что-то подсказывало — если засунуть её в обычную человеческую оболочку, ничем хорошим это не закончится. К тому же рядом и не было никого подходящего. Не убивать же случайного местного жителя лишь из-за того, что нам понадобилось тело?
Решение оказалось простым — я создал древесную оболочку. Отчасти напоминающую тела тех Древних рас, что издавна жили в лесах. А потом использовал свой источник, пропитав сформированную плоть теневой силой. Завершил процедуру Мьёльнир, на всякий случай укрепивший структуру получившегося конструкта и заодно превративший его в цельный артефакт, который спутник мог при необходимости уничтожить. Изначально он хотел провернуть такое лишь с частью созданного тела, но мысленное управление собственной мощью внезапно вышло боком — в артефакт превратилась вся конструкция целиком.
Суть моей идеи была проста — человеческая душа, как правило тесно связана с разумом. По сути, это две тесно переплетённые структуры, которые вместе с энергетическим каркасом и составляют посмертный образ.