– Если это лучшее, что мы можем сделать, то выполняйте полученный приказ, – сказал Макки. – Живее!
Не прошло и минуты, как Макки остался в сфере наедине с калебаном. Ощущение собственной уязвимости не покидало его. Вдоль позвоночника пробежал противный холодок, спина зачесалась. Он понимал, что риск непомерно велик.
Но положение было отчаянным, и надо было действовать, невзирая на риск.
– Где Эбниз? – спросил Макки. – Кажется, она хотела поговорить.
Стремительно открылся люк перескока слева от ложки калебана. В люке показались голова и плечи Эбниз, окрашенные в темно-розовые тона свечения сферы. Света, однако, было достаточно для того, чтобы Макки заметил неприятные изменения во внешности Эбниз. Не без удовольствия он отметил, что у дамы смятенный и утомленный вид. Из тщательно уложенной прически неопрятно выбивались пряди волос. Глаза покраснели, на лбу резко обозначились морщины.
Ей не мешало бы посетить мастеров красоты.
– Ты готова сдаться? – спросил Макки.
– Это глупый вопрос, – ответила она. – Ты почти у меня в руках.
– Ну не совсем так, – усмехнувшись, заговорил Макки. – Здесь есть…
Он осекся, заметив кривую ухмылку Эбниз, тронувшую ее губы.
– Ты еще не заметил, что Фэнни Мэй закрыла порт своей резиденции? – издевательским тоном осведомилась Эбниз.
Макки метнул взгляд влево и тут же понял, что вход действительно был закрыт. Что это – предательство?
– Фэнни Мэй, – окликнул он калебана. – Ты заверила меня…
– Это не атака, – ответил калебан. – Это приватность.
Макки живо представил себе, что сейчас творится возле пляжного мячика, представил растерянность и ужас охраны. Они не смогут теперь проникнуть в сферу. Он не стал ничего говорить, приняв неизбежное. В сфере стояла мертвая тишина.
– Да-да, приватность, – согласно сказал Макки.
– Так-то лучше, – проговорила Эбниз. – Нам надо достичь соглашения, Макки. Ты сильно меня раздражаешь.
– И даже более того, не так ли?
– Да, можно сказать и так.
– Между прочим, тот ваш паленки, который пытался меня зарубить, тоже сильно меня раздражал. Даже больше, чем просто раздражал. Теперь, когда я это вспоминаю, я понимаю, что он заставил меня