Национальная предрасположенность англичан к меланхолии объяснялась тремя факторами. Во-первых, неблагоприятный климат. Во-вторых, мясная диета. В-третьих, бурно развивающаяся экономика, провоцирующая стресс.
В 1804 г. в трактате о безумии и самоубийстве британский врач Уильям Роули (1742–1806) дал лаконичное определение меланхолии, которое по сути совпадает с уже существовавшими: «Безумие или сумасшествие — это умопомешательство без лихорадки. Оно разделяется на два вида: меланхолия или мания; ярость или буйство. Первый вид узнается по угрюмости, неразговорчивости, задумчивости, ужасным предчувствиям и отчаянию»[122].
Роули, в отличие от своих предшественников, связывал меланхолию только с грустным настроением и тревожностью.
В монографии 1817 г. Морис Рубо-Люс дал описание меланхолии, напоминавшее определение Пинеля, также обратив внимание на возможные вспышки приподнятого настроения: «Меланхолия характеризуется исключительным и хроническим помешательством на одном предмете или на определенной группе предметов, не затрагивающим способности рассудка в том, что не касается этих предметов. Это состояние часто сопровождается глубокой сосредоточенной грустью, унынием и ступором, любовью к одиночеству. Иногда без видимой причины возникает чрезмерная радость…»[123]
После 1830-х гг. доминирующее представление о меланхолии как о первичном заболевании интеллекта было поставлено под сомнение. Объяснимо, почему именно в Германии психиатры с особенной серьезностью обращаются к роли «страстей» в развитии болезни. Немецкий романтизм повысил статус чувств.
Немецкий врач Иоганн Хайнрот (1773–1843) писал, что главной ошибкой в лечении меланхолии является неправильная классификация этой болезни[124]. Это не болезнь интеллекта, влияющая на настроение. Наоборот, страсть охватывает человека и подчиняет себе интеллект.
Жозеф Гислен описал восемь элементарных форм психических заболеваний, одной из которых была меланхолия — состояние душевной боли, усиленное чувство печали. Такие переживания, как тревога или горе, патологически усиливаются, но способность рационально мыслить не ослабевает. Гислен, таким образом, ввел представление о болезненном состоянии, при котором эмоциональное расстройство не сопровождается расстройством интеллекта.
В учебнике 1858 г.[125] Джон Бакнилл (1817–1897) и Дэниел Тьюк (1827–1895) сделали еще один шаг в сторону от понимания меланхолии как прежде всего расстройства интеллекта. Они утверждает, что бред всегда неправильно рассматривался как первичный симптом меланхолии. Вслед за Гисленом они предлагают изменить подход, определяя простую форму меланхолии, при которой не бывает бреда или галлюцинаций.
Новая концепция меланхолии — это концепция аффективного расстройства[126]. Болезнь психики больше не синонимична болезни ума.
Бакнилл и Тьюк пишут, что безумием может быть поражен либо интеллект, либо эмоции, либо воля. Основывать нозологию на представлении о болезни органа сознания нельзя, поскольку физиология этого органа неизвестна. Зато можно привести нозологию в соответствие с теми функциями, которые затронула болезнь, и говорить отдельно о болезнях интеллекта и болезнях чувств. В идеальной нозологии идиотия, деменция и мономания, которые обычно проявляются бредом и галлюцинациями, являются расстройствами интеллекта, в то время как меланхолия — расстройством настроения.
Вильгельм Гризингер в своем учебнике 1861 г.[127] пишет приблизительно то же самое. Есть три основные группы нарушений психических функций: дисфункции рассудка, эмоций и воли. Меланхолия — это болезнь эмоций, душевная боль, сопровождающаяся плохим самочувствием, неспособностью что-либо делать, отсутствием физической силы, ангедонией.
Вместе с этим Гризингер соглашался с теорией унитарного психоза, в соответствии с которой все психические болезни являются разными формами одной и той же болезни. Меланхолия — это состояние психического упадка, мания — состояние психической экзальтации, деменция — состояние психической слабости. Меланхолия в этой триаде наименее заметна наблюдателю, но именно с плохого настроения, т. е. с психического упадка (депрессии) начинается движение в сторону мании и деменции с ее смертельными осложнениями. Поэтому так важно не проглядеть появление меланхолической симптоматики.
«Среди первичных форм, — пишет Гризингер, — короткая стадия меланхолии более благоприятна, чем длительная; состояние смутной, беспредметной взволнованности, печальной или веселой, и общая спутанность сознания всегда более благоприятны, чем появление и сохранение навязчивых идей. Именно по этой причине мономания с возбуждением гораздо хуже поддается лечению, чем острая мания. При меланхолии появление галлюцинаций — определенно неблагоприятный признак; особенно если они связывают болезнь с внешними факторами, с другими людьми, с колдовством, и т. д.; они удивительно устойчивы и появляются в более поздний период деменции; когда, с другой стороны, пациент приписывает причину своего состояния чему-то внутри себя, например, воображаемой рвоте, он гораздо быстрее освобождается от своего бреда»[128].
Возможно такое развитие меланхолии, при котором усиление печали затронет интеллект. Об этом в 1866 г. писал преподаватель Лондонского университетского колледжа Уильям Санки (1813–1889)[129]. Если подавленность духа сохраняется долго, то это отразится на интеллекте — способности к суждению и оценке, воображении, аргументации, памяти. Путь меланхолии таков — от мрачных чувств к умственной деградации и бреду.
Генри Модсли в учебнике 1867 г., в разделе, посвященном разновидностям психических болезней, писал: «При общем обзоре симптомов этих разновидностей сразу видно, что они четко делятся на две группы: одна из них включает все те случаи, в которых чувства или аффективная сфера извращены, при этом характер чувств и ощущения от событий полностью изменены; другая группа включает те случаи, в которых преобладает расстройство сферы идей и интеллекта»[130].
Затем он описывает, как расстройство настроения влияет на другие аспекты психики: «Как следствие, когда извращается аффективная сфера, возникают болезненные ощущения и совершаются нездоровые поступки; все чувства пациента, образ переживания событий неестественны, мотивы действий беспорядочны; интеллект не способен контролировать болезненные проявления… Различные формы аффективного безумия должным образом не выявлены и не изучены, потому что они не вписываются в давно принятые системы, а то, что в реальности болезни интеллекта начинаются с нарушений аффективной сферы, часто упускается из виду»[131].
Модсли критикует более ранние представления о меланхолии, в соответствии с которыми интеллектуальные дисфункции первичны, а расстройство настроения вторично: «Необходимо остерегаться ошибочного предположения о том, что бред является причиной сильного чувства, болезненного или приятного… Может быть так, что в голове человека возникает идея, что он погиб, или что он должен совершить самоубийство, или что он убил кого-то и вот-вот будет повешен; сильное и бесформенное чувство глубокого страдания получает форму конкретной идеи — другими словами, превращается в определенный бред, находит свое выражение в нем. Бред не является причиной чувства грусти, но порождается и ускоряется им, как будто сознание насыщается чувством невыразимого горя»[132].
Рихард фон Крафт-Эбинг, один из самых значительных немецкоязычных психиатров конца XIX века, писал о меланхолии с бредом и галлюцинациями: «Давайте посмотрим на источники этих [симптомов]. Изначально это измененное самоощущение пациента, сознание глубокой униженности… упадок сил и потеря работоспособности при прогрессирующем нарушении сознания, объяснения которым пациент находит не в субъективном аспекте болезни, а в бредовых изменениях в отношениях с внешним миром, из которого мы привыкли получать стимулы для своих чувств, идей и амбиций. Это формирование бредовых идей в значительной степени поддерживается нарушением восприятия мира»[133].
ebooksa