Кроме, конечно же, самого главы Атерна. Он, как и всегда, говорил что хотел и когда хотел. У наследника даже сложилось впечатление, что он принял назад Ириду не потому, что все еще испытывал какие-то чувства к своей бывшей наложнице, а потому что желал столкнуть подростка лбом с новым испытанием. Просто чтобы посмотреть, как он будет с ним справляться.
«Вот, познакомься, со своей матерью Таасим», — объявил тогда отец с таким видом, будто речь шла о новом преподавателе танцев. Чего юноше стоило в тот момент сохранить лицо, и не устроить скандал с битьем посуды, знает одно лишь только небо. Он ведь аристократ! Наследник древнего и сильного рода! Как же он мог позволить себе такое безобразие? Поэтому тогда Таасим, стараясь соответствовать ожиданиям Ноира, лишь стиснул зубы и коротко кивнул в знак приветствия, дав зарок, что не станет иметь с этой женщиной ничего общего. Если уж она его бросила в детстве, то не так уж он был ей и нужен!
Однако его уверенность не пережила и одного дня. Первый же их с Иридой разговор разбил вдребезги все стены, которые пытался возводить вокруг себя юноша. Он услышал настоящую историю своего рождения и то, как Ноир обошелся с несчастной девушкой. Аристократ понял, что вовсе не мать виновата в том, что он рос без нее, а отец. И это знание жгло его, сидя в разуме раскаленным кривым шипом, мешая воспринимать главу рода тем, кем Таасим считал его всю жизнь.
— Ау-у, мой мальчик, — теплая женская ладошка легла на сжатый от напряжения кулак парня, и он снова дернулся, вырываясь из объятий задумчивости. — Что с тобой происходит? О чем ты волнуешься?
В голосе этой женщины было столько искреннего переживания и волнения, сколько юноша не слышал за всю свою прошлую жизнь. И от этого становилось еще больнее, ведь юный Таасим так сильно нуждался в подобном участии в далеком детстве, когда нестерпимо болели ладошки, стертые в мясо после отработки фехтовальных упражнений. Когда ноги сводило от многочасовой верховой езды, а зад от непрестанных ударов седла сравнивался по твердости с камнем. Когда голова пухла от бесконечных наставлений и нравоучений отца. Когда безжалостные учителя заставляли дословно вызубривать бесконечные кодексы, своды законов, эдиктов и хартий, доводя своей непреклонностью ребенка до отчаянья и исступления. Когда ему требовались простое ласковое слово и поддержка, их не было…
— Не знаю, мама, — сокрушенно покачал головой Атерна, волевым усилием задвигая жалость к себе на второй план. — Я считаю, что отец поступает неправильно, но не имею сил его переубедить…
— Т-с-с-с… — Ирида нежно погладила его по щеке, и воровато оглянулась, словно совершала какое-то преступление. — Не называй меня так, родной. Ты же знаешь, Ноир запретил…
— Знаю, — упрямо вскинул подбородок наследник, — но его сейчас с нами нет. Тут только ты и я.
— И все же, не рискуй, Таасим. Я не хочу, чтобы тебе из-за меня влетело от отца…
Парень поморщился, словно от зубной боли. «Влетело от отца», сколько же раз он уже слышал эту фразу в своем детстве. Как же ему надоела жизнь в постоянном напряжении, когда нужно всеми силами стараться не ударить в грязь лицом и не обмануть чужих ожиданий.
— Может, я смогу помочь добрым советом? — Поинтересовалась Ирида, отступая от сына на полшага, чтобы их никто, не приведи Ворган, не застукал и не донес суровому главе рода.
Наследник Атерна сразу же ощутил от этого легкое чувство тревоги, словно его, как маленького цыпленка, выволокли из-под теплого крылышка матери-наседки. Но юноша подавил в себе этот неуместный порыв слабости.
— Это все из-за этого проклятого Данмара! — Признался Таасим, и ему почудилось, будто мама сразу как-то погрустнела.
— И дался вам этот бедный мальчик… — тускло отозвалась она.
— Что?! Ты защищаешь этого отброса?! — Юношу слова матери настолько возмутили, что ему захотелось что-нибудь разнести прямо тут в коридоре. — Эта падаль едва не лишила меня жизни, а ты говоришь такие вещи!
— Но ведь все же обошлось! — С непонятным пылом возразила Ирида. — Гермут тебя поставил на ноги, ты сдал экзамен и теперь стал Владеющим. Впереди у тебя целая жизнь, наполненная победами! Так почему же ты помешался на своем единственном поражении?
— Плоть зажила, — с плохо скрытой в голосе жестокостью ответил аристократ, — но дух страждет мести! Я не жду, что ты меня поймешь! Просто знай, что для мужчины нет удара подлее и болезненней, чем тот, который направлен на его честь!
— Ну да, я же всего лишь наложница, что я могу понять…
Таасиму стало жалко женщину, ведь он ощутил, насколько сильно задел ее своими словами. Он будто бы самолично провел между ними черту, которой обозначит: «Вот здесь я — высокородный. А вот за ней ты — простолюдинка». И ведь юный Атерна осознавал, что его мать достаточно долго прожила в этом доме, чтобы заметить запрятанное в его речах пренебрежение, но все равно не смог смолчать. Однако же извиняться наследник перед ней не станет. Она тоже хороша. Защищает какого-то безродного нувориша, а не своего родного сына! Как будто ее совсем не заботит вся та боль и страх, которые Таасим пережил, получив ранение! Гермут опасался, что юноша вообще мог потерять чувствительность левой руки навсегда, и что бы тогда стало с этими его «победами?!»
— Просто не вмешивайся в это дело! — Веско заявил аристократ. — Ты не сможешь переубедить ни меня, ни отца. Лучше вообще никогда не поднимай эту тему.