И всем этим приходилось заниматься под самым носом у хаблов. Не у одного отряда, не у обычного нашествия — нет!.. У целой огромной хабловской армии, которая размеренно, но неотвратимо двигалась на запад, к горам Дефромаг. А значит, могла приблизиться и к Кастиелло де Романо, и к любому поселению в его окрестностях. Да и просто к свободным городкам, в обилии разбросанным на окраинах центральных равнин…
Эта армия была поистине огромна. Ни с чем подобным касадорам раньше не приходилось сталкиваться — уж точно не на памяти ныне живущих… В эту огромную армию входили десятки, если не сотни тысяч особей. Именно подсчётом врага теперь и занимался Мясник, чтобы принести назад не панику, а точные сведения. Но чем дальше он изучал, тем сильнее ему не нравилась ситуация…
Армией хаблов управляли григио. Но если бы в этой армии были лишь они! Нет, были там и другие существа — странные, умные и хитрые. Они ни в чём не уступали людям. И именно они вели врага из центра Марчелики к землям человечества.
И ничто не могло их остановить….
Ну, кроме Мясника, конечно! Петерсон и не такое мог, если уж положить руку на сердце. Поэтому, помимо разведки, он занялся ещё и диверсиями, задерживая продвижение армии хаблов то на одном участке, то на другом. Правда, время уже начинало поджимать, и пора было возвращаться в Кастиелло де Романо…
Вот только Мяснику Петерсону не хотелось уходить, не устроив напоследок какую-нибудь большую пакость! И он тянул, ждал своего шанса… И всё-таки дождался. Ветер изменил своё направление и начал дуть с запада. Такое случалось, хоть и не слишком часто: всё-таки западный ветер был редким гостем за горами Дефромаг. Однако же, если подул — значит, будет держаться хотя бы несколько дней.
Мясник улыбнулся…
Он был рад сделать эту пакость…
Ведь если увидел хабла — убей. А григио — пристрели.
Ну а всё странное и вовсе лучше сразу сжечь! Хотя в правилах касадоров этого пункта и не было, но Петерсон считал, что надо сначала жечь — а лишь потом изучать. А среди григио и хаблов было достаточно странных и незнакомых существ, которых стоило бы подпалить.
Не зря тянул Мясник с отъездом. И не зря боялся, что основные силы хаблов вот-вот покинут равнины саванн, поросшие сухостоем, и выйдут на участки с каменистой почвой. И всё-таки не успели!
Мясник Петерсон кровожадно улыбнулся. А затем чиркнул спичкой, прикрыв пламя рукой, чтобы не было видно в темноте — и осторожно подпалил верёвку из сухой травы, которую он сам плёл. Долго плёл! Почти семь дней! Тонкая верёвка, смоченная в смоле наплов, протянулась на три километра. Она плохо разгоралась, зато не тухла, пока полностью не прогорит. И даже западный ветер не мог задуть это жадное пламя.
А уж когда огонь перекинется на траву, через которую Мясник тянул верёвку, пожар вообще ничто не остановит!.. И очистительный огонь, гонимый западным ветром, обрушится на вражеские лагеря, а затем распространится дальше на восток — на многие километры. И армии хаблов ещё придётся постараться, чтобы его обойти…
Правда, это Петерсона уже совершенно не касалось. Он выполнил свою задачу. Сделал всё, что мог — и даже больше. Поэтому, пригибаясь, он добрался до двух воллов, что ждали его в укромном месте, забрался в седло и пустился прочь, будто пытаясь убежать от встающего за спиной солнца.
А на востоке — там, где раздувался подгоняемый ветром пожар, разрастаясь до огненного вала — за завесой чёрного дыма хаблы, григио и старшие в панике сворачивали лагерь. И начинали отступать. А их бегство дарило ещё немного времени касадорам, чтобы подготовиться к этой великой битве.
Возможно, последней битве в их истории.
Зато одной из самых славных битв, в которых они когда-либо участвовали….
Ни Петерсон, ни любой на его месте не усомнились бы, что выиграть этот бой касадоры не смогут.
Однако настоящий касадор никогда не проходит мимо хаблов и григио. Ведь для борьбы с людоедами-аборигенами и существуют касадоры. И предстоящее сражение — это и есть, наверно, тот самый конец их бесконечного пути…
И только один касадор, Дан Старган, шедший по следу Мэйсона Нэша, имел на этот счёт совсем другое мнение. Однако сейчас он был слишком далеко, чтобы его высказать.