Новым укрытием стала каменная скамейка, которую мы сумели обрушить прямо на тело ИСИСа — отчего истерзанная биомасса окончательно превратилась во что-то непотребное и тошнотворное… До ближайшего угла дома оставалось ещё метров пять.
— Ну что, готов? — спросил я у Рубари.
Тот взвалил бесчувственное тело силовика на плечо и молча кивнул.
— Считай до десяти и беги! — сказал я, забрав у Танга жезл.
Стрелял я с двух рук, не целясь, не останавливаясь — просто залил воздушными и ледяными снарядами всё пространство впереди. В ответ мне полетели камни, огненные сгустки и воздушные лезвия. Огонь испарял лёд, вокруг поднимался густой пар — и Рубари, пригибаясь, рванул к повороту. Когда я через некоторое время обернулся, его и Танга уже не было видно. А, значит, мне тоже пора было отступать. Готовясь к рывку, я корил себя за то, что мы так нелепо подставились. Даже зная про нападение, мы оказались банально не готовы, когда оно, наконец, случилось….
Это была моя мысль. Не системное сообщение. Просто память зацепилась за слово — и в голове всплыл недавний звонок неизвестного собеседника. Я не знал, об этом ли меня предупреждали, но больше-то ничего такого и не происходило, когда можно было «не сопротивляться»!..
Я попытался стрелять и думать одновременно. Вопрос, можно ли сейчас не сопротивляться — и чем это вообще грозит — был как нельзя более актуальным. По всему выходило, что сопротивляться всё-таки надо — хотя бы для виду. Ну не поднимать же руки и не кричать теперь: «Сдаюсь! Не стреляйте!». Это было бы слишком подозрительно…
Оставалось одно — попытаться неудачно сбежать. Я перекачал остатки пневмы из жезлов и накопителя в семечко, а потом выпрямился во весь рост и бросился бежать. И даже заранее напрягся внутренне, ожидая, что вот-вот попадут — и будет больно. Но, видимо, нападавшие не сразу сообразили, и первый же снаряд пролетел мимо, когда я почти достиг угла дома. Пришлось пробежать ещё с десяток шагов, а потом с размаху прыгать пузом на мостовую — как будто споткнулся и упал.
Падение вышло очень болезненным… Как к такому ни готовься, но боль есть боль. Зато выглядело падение максимально натурально. Пару секунд я даже шевелиться не мог. А потом, едва начал подниматься, сзади раздался топот, крики — и наступила темнота…
Когда я открыл глаза, вокруг было темно. И, самое главное, я сразу понял, что нахожусь не на скале, а в воздухе. Конечно, я ещё не самый опытный эфирный бродяга, но было несложно распознать знакомые звуки: лёгкое поскрипывание досок белого дерева, тихий свист воздуха, прорывающегося в щели корпуса, далёкое кряхтение такелажа и мерный гул логоса огня…
Всё тело у меня затекло от холода и неподвижности, а рук и ног я вообще не чувствовал. Я попытался было пошевелиться, но наградой за упорство стал лишь острый приступ боли.
— И не пытайся… — смутно знакомым голосом посоветовали из темноты. — Всё равно связан…
Однако я всё-таки попытался. И в тот же миг дёрнулось семечко пневмы. Боль начала уходить, и вскоре я понял, что лежу на досках. И, судя по прохладе, прямо на деревянном полу в трюме. Руки были прикованы к стене за спиной и вывернуты под ужасающим углом, а ноги — плотно связаны. А ещё вокруг воняло нечистотами всех видов, на которые только способно человеческое тело…
— Ну вот, и ты попался!.. — проговорил голос рядом со мной, и я, наконец, узнал его.
— Радон…
— Ну да, а кто ещё? — со злостью спросил он. — Другие мэры такими глупостями, как я, не занимаются — сидят себе в креслах, перебирают бумаги и вино пьют… А всё ты со своим дурацким шантажом!..
— Где мы? — проигнорировав его претензии, уточнил я.
— На дирижабле, дурень… — с тяжёлым вздохом ответил бывший мэр.
— Об этом я и без тебя догадался! — не остался я в долгу. — Куда нас везут, что за дирижабль, и кто в команде?