Опасное соседство

22
18
20
22
24
26
28
30

Новый день принёс изменения в тактике наших врагов. Теперь они старательно рушили укрепления силами сброда, а на нас пёрли элитные бойцы, мимо которых так просто не проскочишь.

Вот это были ребята опасные и изобретательные… Трое таких бойцов попытались прорваться во фалнг и занять там одно из укрытий, откуда было бы удобно проскочить к нашим стрелкам. И ведь у них почти получилось!.. В последний момент перед ними встали Нагибатор, Нучо и Булкин — и даже сумели победить. Однако из троих наших выжил только Нагибатор — да и того пришлось срочно подлечивать.

Последние два ряда укреплений продержались до вечера, но прикрыть нас от стрел они уже не могли. Один за другим вражеские лучники выбивали ополченцев, а у нас подходили к концу болты. И всё-таки вечером враг вынужден был отступить, оставив на месте боя только бойцов с луками.

Беженцам до Железной долины оставалось идти четыре дня…

— Завтра будет последний день, — заметил Борборыч, пристраиваясь к одному из укрытий. — Снесут они нас…

— Так может, не будем ждать, пока снесут? — предложил Нагибатор. — Чуть поспим — и как врежем ночью!

— Нельзя! — ответил я. — Мы тут не для красивых боёв. Нам надо прикрыть отступление беженцев. Чем дольше простоим — тем больше шансов у них дойти.

— А, точно!.. — расстроился здоровяк.

— Щиты у нас есть, — заметил Борборыч. — Встанем завтра стеной и будем держать. Болты всё равно кончились. Нас все ещё около трёх сотен — полдня простоим!

День триста тридцать шестой!

Вы продержались 335 дней!

Я этот день запомнил, но вообще старался не вспоминать. Это был тяжёлый бой — пожалуй, самый тяжёлый их тех, в которых мне довелось участвовать. Утром враги вошли в ущелье и обнаружили нас, построившихся рядами и перегородивших проход — ощетинившихся копьями, прикрывшихся щитами…

Вышронцы радостно ринулись в наступление. И получили по полной… Видимо, все эти дни они думали, что от поражения нас спасают лишь укрепления — и сегодня рассчитывали на лёгкую победу. Но вместо разбегающихся врагов вышронцев встретили острия копий и два молота, которым было наплевать на их броню. Сколько ни навешай на себя стали, от ударов Нагибатора и Филиппа Львовича это не спасёт. Молот Минотавра и его копия, сделанная для Нагибатора, одинаково успешно отправляли врагов полетать, встречали остриями натиск — а ещё пробивали броню заострёнными крюками. А плотный частокол копий не давал нас задавить числом.

Вышронцы рвались вперёд, в атаку, будто за ними само Первояйцо катится, но мы держались… Хотя и теряли одного бойца за другим, пятились — и даже и не думали о контратаке. Я смотрел, как тают на глазах очки моей жизни, но сделать ничего с этим не мог. Я даже не мог пойти на перевязку, только и успевая, что отмахиваться как молотом, так и ногами — отталкивая самых ретивых ящеров…

Мы простояли полдня, а потом ещё час, и ещё… Нас оставалось всего человек сорок, и мы не могли больше надёжно перекрыть ущелье. По приказу Борборыча мы сбились в круг и продолжали отбиваться. Кто-то падал, истыканный стрелами, кто-то повисал на древках вражеских глевий… Мадна так вообще упала и была затоптана… Не было больше в наших рядах ни одного ополченца, а от ударников остался только изначальный костяк — мои «гвардейцы» и Нагибатор. Но мы ещё стояли, а враги уже боялись подходить.

Стрелять они, правда, тоже перестали. Стрелы, что ли, закончились? Ещё час мы обменивались с вышронцами редкими ударами, а потом враг начал отходить ко входу в ущелье — осторожно, медленно. А вперёд вышел сильно припонтованный ящер — пижон с позолоченной бронёй.

Он осмотрел место боя, подошёл поближе к нам и неожиданно заговорил:

— Вы храбро сражались, бесхвостые! Мой народ умеет ценить такую храбрость! — заявил он, и со стороны врагов донеслось одобрительное шипение.

Наверно, надо было всё-таки дослушать, что он там предложит. Наверно… Но я решил, что всё это — лишнее.

— Замолкни и свали! — крикнул я в ответ.