Глава 2
Я предполагаю, что история одного из нас в какой-то степени является историей всех нас.
Не обращать внимания на уходящего Блэкбёрна, налепить на лицо бодрую улыбку для семи «писателей будущего», вернуться в книжный и обнаружить, что они уже ждут меня.
– Готовы повеселиться?
Некоторые закатывают глаза.
Однако я всегда напоминаю им, что наше время вместе должно быть в удовольствие. Больше всего я хочу, чтобы в своих текстах они не боялись играть, хочу облегчить ношу стремления к совершенству.
Если бы только кто-то так помог мне.
Так что сегодня я засовываю подальше все мысли о Чарльзе Даймонде Блэкбёрне и о его угрозах и все внимание уделяю моим талантливым ученикам, а потом вновь спущусь вниз по кроличьей норе.
Я подхватываю кофе и подталкиваю их внутрь магазинчика, мимо вращающихся стоек и сквозь столы, расставленные, как стеганое одеяло, заваленные книгами и подписанные «НОВИНКИ», «ЛУЧШИЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ КНИГИ ГОДА» и «ЛЮБИМЫЕ ИСТОРИИ».
Я медлю у стены с застекленными винтажными туристическими плакатами из двадцатых и тридцатых годов, поддаваясь любимой фантазии. Плакаты зовут меня «провести лето изящно!» на Амальфитанском побережье Италии рядом с модной брюнеткой – в одной руке она балансирует мундштук, в другой – бокал мартини. Или они обещают убежище в бронзовом песке с точками верблюдов, направляющихся к пирамиде Гиза, «загадочному чуду света!».
Что такого в
Сколько раз я представляла себе, как увольняюсь и отправляюсь в кругосветное путешествие, чтобы набраться достаточно опыта и вдохновения и, возможно, написать что-то стоящее самой?
Лиза как-то посмеялась надо мной из-за любви к плакатам, сказала, что мне не хватит смелости. Насмешка меня задела. Но я не могу оставить магазин. И я не оставлю Ба. Сейчас мне достаточно путешествовать по страницам чужих книг.
Почти.
Внутри меня живет дурное желание откликнуться на зов, вскочить в самолет и забыть о своих обязанностях, но я только киваю роскошным путешественникам, признавая их превосходство и свою тоску.
Жизнь – это череда выборов, как я поняла, и каждый выбор – это голос со своим ритмом и очарованием. Иногда те, что шепчут рьянее всего и говорят с сокровенными глубинами нашей души, – самые опасные.
После плакатов меня подзывает пустыми обещаниями дерево «Туда и обратно» из папье-маше.
Прошлый выпуск писателей помог мне сделать эту скульптуру, оммаж[1] «Хоббиту». Вдохновленные Широм ствол и ветви слеплены из любимых страниц, вырванных из подержанной книги в бумажной обложке, вымоченных в крепком кофе и замазанных клеем. Пальцами провожу по неровной поверхности моей любимой цитаты – она слишком длинная, и прочитать я ее не успею, но мне и не нужно, чтобы понять насмешку.
Может быть, однажды, Гэндальф. Может быть, однажды.