Будто бы в ответ на предупреждение Гэндальфа ребята подступают ко входу в детский отдел, моему величайшему достижению, с тех пор как несколько лет назад я взялась за дизайн магазина.
Подростки сначала сопротивлялись идее встречаться в детском отделе для их внеурочных занятий, но через пару недель мое изобретение их покорило.
Неиспользованное пространство театра в конце длинного тесного коридора годами простаивало в роли пыльного хранилища, но однажды в своих набегах на барахолки я нашла огромный деревянный шкаф.
С чужой помощью я донесла его до магазина, отпилила видавшие виды ножки и разместила так, чтобы он стоял на полу и закрывал собой вход в коридор, а в задней стенке вырубила отверстие. Двери шкафа всегда открыты, внутри висят разномастные шубы из фальшивой шерсти, напоминая вешалки с костюмами старого театра. Обычно шубы раздвинуты, так что проход видно сразу же. Но по вторникам и четвергам я задергиваю вешалки, заставляя идущего впереди подростка раздвигать их самостоятельно.
Я замыкаю шествие, сгибаясь пополам, чтобы пролезть внутрь.
Мы проходим в коридор, блестящий пурпурно-черным. Свет из комнаты в конце пути освещает рисунки местного художника по стенам.
Этот коридор – моя дань уважения тайным входам в неизведанное, всем местечкам за углом и как всем невинно выглядящим порталам, так и приглашающим заглянуть. Здесь безлиственные, похожие на тени деревья обрамляют зимний лес, костяные снежинки ложатся на погнутый уличный фонарь, а фавн с рыжеватым мехом в красном шарфе несет посылки и останавливается поговорить с маленькой девочкой.
Сложно было уговорить пожарных оставить эту конструкцию, несмотря на то, что с другой стороны детского отдела есть другая дверь, которая ведет в переулок между книжным и художественным музеем позади него. Инспектор позволил шкафу остаться только после того, как я закрепила дверцы в открытом положении.
Однако эффект, конечно… волшебный. Даже подростки соглашаются, что нет лучше способа раззадорить воображение, чем для начала уйти в Нарнию, сбежать из реальности и завернуться в магию.
Величайшая радость для меня – видеть, как оживает их творческая энергия. Здесь, вдалеке от посторонних голосов, они чувствуют себя в безопасности и могут свободно делиться своими мечтами.
Я отталкиваю тревогу, всплывающую каждый раз, когда я думаю, что могу их подвести.
Сказки – это для детей. Даже через двадцать лет воспоминание еще болит.
Едва я усадила детей за столы и раздала задания, Лиза зовет меня обратно.
– Сейчас вернусь, – говорю я семи будущим писателям прежде, чем встретиться с Лизой в конце коридора, уперев руки в бока. – Лиза, мы только начали…
– Да, ну, у меня тут готовенький. Нужна твоя волшебная рука.
Я оглядываю учеников, водящих ручками по бумаге. Без меня они быстро выдохнутся.
– Продолжайте, – говорю я им и следую за Лизой.
Я замечаю потертости на ее стоптанных бежевых туфлях и рваную кромку на радужном свитере.
«Волшебной рукой» Лиза называет способность найти подходящую книгу даже для самых требовательных клиентов. Ей кажется, что это своего рода талант, а вовсе не навык, необходимый для работы в книжном. Навык, которого Лизе ощутимо не хватает – вместе с пунктуальностью, организованностью и другими. Но я обещала Ба ее не увольнять, как обещала сохранить магазин – и я сдержу свое слово. Хотя в обоих случаях я никогда не понимала – почему.
– Чем я могу вам помочь?