Физик против вермахта

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я, товарищ генерал армии, запретил покидать торпедные катера, — ответил тот. — На берегу мог быть противник… Однако в ближайшее время к плацдарму выйдут боевые корабли балтийского флота. Планируется полноценная операция с привлечением двадцать четвертого и сорок четвертого истребительных авиационных полков. Под прикрытием корабельной артиллерии высадим два батальона морской пехоты. Думаю, спешить нельзя. Информации о ситуации на плацдарме у нас нет никакой. На берегу нас может ждать, что угодно — от танковой и артиллерийской засады и до полноценной минной полосы… Но ждать больше нельзя. Если немцы взяли Ораниенбаум, то уже к утру по Ленинграду и кораблям Балтийского флота на рейде начнет гвоздить немецкая артиллерия. Тогда город не удержать.

Остальные это понимали не хуже него. Ликвидация плацдарма грозила городу настоящей катастрофой. Противник сразу же сможет высвобожденные войска перебросить под Ленинград, тем самым еще более усилив давление на оборону городу. Одновременно будет полностью заперт, а затем утоплен Балтийский флот. Потеря флота сразу же лишает Ленинград всей крупнокалиберной артиллерии, среди которой насчитывались сто одно орудие крупного калибра с дальностью стрельбы двадцать восемь — сорок пять километров.

— Действуй, Владимир Филиппович, действуй. Привлеки всех, кого надо. Даю свое добро на все. Пока же объявляю полной готовность по всем подразделениям. Если Ораниенбаум пал, то в самое ближайшее время начнется новый штурм, — с тяжестью в голосе произнес Жуков. — Об этом нужно докладывать в Москву

Заложив руки за спину командующий несколько раз прошелся из угла в угол кабинета. Внезапно остановившись, он обернулся к присутствующим.

— Кстати, что у вас тут за катавасия с недавним авианалетом? В донесениях заявлено о восьми десятках сбитых бомбардировщиках противника. Тут, что зенитки на каждом здании стоят? У нас весь Западный фронт за неделю меньше сбил, а тут за один день почти сотню самолетов нащелкали. Приписками занимаемся, товарищи? — взъярился Жуков, наконец, найдя повод, чтобы излить накопившееся раздражение и злость. — Спятили окончательно? Орденов и медалей захотелось? Да? Понятно теперь, что здесь происходит! Разгильдяйство и дурость здесь происходят! Я-то понять не могу, что за чертовщина в Ленинграде твориться. Они тут награждают друг друга! Под трибунал захотели? Я вам устрою трибунал! Всем достанется! Развели тут анархию! Одни тут себе сбитые самолетики рисуют, другие эсминцы вместе со всей командой теряют!

Дав себе волю, Жуков орал, так что оконные стекла звенели. В приемной мгновенно стихли все посторонние звуки. Присутствующие, включая первого секретаря обкома Жданова, в этот момент напоминали больше каменные статуи, чем живых людей.

— Кто за этот ответит? Сегодня же создать комиссию по расследованию этого факта с представителями от всех родов войск! Чтобы задокументировали мне каждый сбитый самолет! Ясно⁈ Чтобы шильдик от каждого двигателя предъявили! Лично буду проверять! Не дай Бог обнаружу подлог, — Жуков с шумом втянул воздух и угрожающе окинул бешенным взглядом всех присутствующих. — На передовую пойдете, в роты рядовыми… Отъели тут в тылу рожи, что задницы, — взгляд его задержался на Жданове, который, действительно, был довольно тучен.

Тот тут же покраснел, как томат. Задергав рукой, как паралитик, первый секретарь Ленинградского обкома, начал медленно вставать с места.

— Я… Я… — дрожал его голос, деля речь Жданова мало разборчивой и непонятной. — Я потом и кровью все свои ордена… Орден Красного Знамени за финскую… — его лицо еще больше наливалось дурной кровью. — Никогда, слышишь… Никогда не врал… Я по-большевистски, как учил товарищ Ленин… Да, за каждый самолет могу сказать! У меня каждое представление на награду за дело! Слышишь⁈ За каждое могу ответить! Они все здесь, в папке сложены. Ленинградские зенитчики сбили шесть немецких бомберов. Сам лично видел, как это железо из Невы тащили. Лично видел…

Тяжело дыша, он полез в кожаную папку. Пошуршав в ней, Жданов вытащил пачку наградных представлений и шмякнул ею о поверхность стола. Следом на стол положил наградные документы на летчиков Ленинградского фронта генерал-майор Самохин. За ним тоже самое сделал и вице-адмирал Трибуц.

— Так… — многозначительно протянул Жуков, перебирая лежавшие на столе документы. — Зенитчики Ленинграда претендуют на шесть сбитых самолетов, истребители Ленинградского фронта — на четыре, летчики Балтийского флота — на семерых. Получается задокументировано семнадцать уничтоженных бомбардировщиков.

В голосе Жукова ясно послышалось недоумение. Словно не доверяя себе, он еще раз бегло пробежался по бумагам.

— Здесь семнадцать самолетов, — пачка с наградными документами легла на стол. — В бумагах, что пошли в Кремль, сообщается о почти восьмидесяти сбитых бомбардировщиках. Я не пойму, а кто тогда сбил остальные самолеты? Я вас спрашиваю! Что это такое?

Через несколько минут выяснилось, что все присутствующие здесь знали о больших потерях немцев в ходе того авианалета. Правда, каждый из них считал, что большую часть самолетов противника сбил кто-то другой. Моряки думали, что так отличились зенитные подразделения Ленинграда. Зенитчики видели героев в истребителях фронта и флота.

— Ни хрена себе! — Жуков едва сдержался, чтобы не выдать что-нибудь покрепче. — Кто в лес, кто по дрова. Вы тут совсем мышей не ловите… Сегодня же, слышите, сейчас же создать комиссию! Разберитесь со всем этим дерьмом! Кто, мать вашу, здесь сбивает самолеты? За нас ангелы что ли воюют?

Глава 12

Так что же случилось?

Теслин открыл глаза. Прямо над ним висело налитые серым свинцом осенние облака, которые вот-вот должны были разродиться дождем. Он глубоко вздохнул. Чувствовались разные запахи — свежего близкого моря, жженого дерева, скребущего горло озона.

— Хорошо жить, — прошептал он, ощущая странную легкость во всем теле. — Очень легко.

У него ничего не болело. Куда-то ушла боль из суставов, позвоночника. Чувствовалась необычная бодрость. Хотелось двигаться — прыгать, бегать, размахивать руками, дрыгать ногами.