– Извини, – тихо проговорил больной и сжал ее руку. – Ты меня простишь?
– Я подумаю, – бросила она, не в силах сдержать эмоции. В глазах стояли слезы. Девушка разрывалась между желанием ударить возлюбленного и обнять за дурную выходку.
Эдриан улыбнулся в ответ на ее красноречивый взгляд. Он больше был не в силах что-либо сказать, а только любовался ею.
– Обнимешь меня? – Просьба смутила Стефани. Тем более что они еще не выражали своих чувств публично. Конечно, в палате, кроме них, никого сейчас не было, но кто-то мог зайти в любой момент.
– Да. – Сдерживая слезы, Стефани кивнула и прилегла рядышком, используя его плечо в качество подушки.
Эдриан прижал девушку к себе, коснувшись щекой ее головы. Мужчина нежно гладил дочь графа по спине, в то время как Стефани ласково обнимала больного за грудь ниже швов. Оба молчали, не желая нарушать воцарившуюся идиллию. Оба наслаждались обществом друг друга и чувствовали подступающую безмятежность. Вдруг стало совершенно неважно, что они лежат в госпитале на больничной койке, в воздухе витают запахи лекарств, а по коридору бегают ремедистки.
Все вокруг теряет значение, когда находишь того, с кем готов разделить каждую прожитую минуту.
Эпилог
На следующее утро Эдриан вновь погрузился в работу. Мужчина сидел на больничной койке, придвинув к себе пустующий столик для лекарств. Через Чинвенду он передал просьбу Ажену де Фоле принести документы, над которыми трудился последнее время. Особое внимание на себя обращали два протокола. Тот, где описывался отпечаток обуви, что нашла Стефани, и тот, где указывались размеры обуви утопленника. Цифры были почти идентичны. В воздухе витал еле уловимый ответ.
Что-то здесь не так.
Эдриан пожалел об утраченном слепке, но потом решил зайти с другой стороны. Стефани говорила, что такую обувь делает только один мастер в городе. Поэтому, не теряя времени, он отправил жандарма к нему с запросом. Интендант хотел выяснить, для кого тот мог мастерить обувь подобного размера. Обычно ремесленники делали об этом записи, чтобы каждый раз не мучиться с замерами.
После полудня пришел ответ, где указывалось одно имя – Люсьен де Варанте.
«Но Люсьен сейчас сидит в церкви. Он же оборотень… – Эдриан до боли сжал пальцы в кулак. – Как на утопленнике могут быть ботинки, которые оставили позавчера след на заднем дворе умерших? Рыбы сильно объели его тело. Он уже давно лежал в воде…»
Интендант поднялся и направился разыскивать доктора. Ремедистки сообщили ему, что Климент де Пероль спустился в подвал к трупам. Туда направился и Эдриан. Доктор встретил его не очень душевно.
– Вам, месье, положено отдыхать. А то швы разойдутся, – бурчал Климент де Пероль.
– Долг не может ждать, пока заживут мои раны, – улыбнулся интендант. – А теперь извольте показать мне тело утопленника.
– О, тогда я даже рад, что вы, наконец, решили сделать это. Быть может, вы осмотрите его и наконец позволите закопать?
Эдриан промолчал, взявшись за врачебную робу и перчатки. Он начал осмотр со ступней. Даже в том плачевном виде угадывалось, что нога была узкой, а тело – худощавым.
– Вы говорили, что у Люсьена есть особые приметы, так? – начал Эдриан, осматривая руки мертвеца. – Шрам в виде трех соединенных крестов.
Интендант увидел на бледно-синюшной коже нечто схожее.