– Но ты должен молчать о том, что мы с тобой говорили. И сие для твоей собственной пользы. Понял ли?
– Как не понять. Меня и те не похвалят, что проболтался. Будьте в надеже, барин, стану молчать для того чтобы своя голова цела осталась.
– А когда ты нам станешь надобен, мы сами тебя отыщем, – проговорил Цицианов. – Ты станешь и нам говорить то, что надобно.
– Понял, ваше благородие.
– Ступай, тогда.
Когда Родька ушел Цицианов обратился к Соколову:
– Он, похоже и вправду ничего не знает. Такому никакой тайны никто не доверит, Степан.
– И я такого же мнения. Родька простой исполнитель. Он нас ни на кого вывести не сможет. Ты видел, кто с ним говорил, и кто приказы ему отдает? Сам капитан Яров, секретарь Тайной экспедиции. Ему нужны свои глаза и уши. И передает он сведения через Пафнутьева.
– А Пафнутьев глаза и уши московского прокурора Хвощинского. А кто у нас в юстиц-коллегии на него работает? Ведь не только Иван Александрович Бергоф и Федор Петрович Дурново. Есть у них там верный человек и среди нижних чинов следственной части.
– Есть. И таких там не один не два. И в разбойном кроме этого Родьки также кто-то имеется. Но сейчас дело не в этом, князь. Сейчас стоит подумать что мы с тобой имеем.
– Да почитай, что 10 дел есть, к тем, что мы уже собрали. Да еще то, что ты раздобыл в архиве приказа Разбойного.
– На те, что нам подсунул Дурново, я бы не стал рассчитывать, князь. Да и то, что я раздобыл, напоминает простой подлог. Отчего все бумаги Вельяминов-Зернов забрал по Салтыковой, и сей важный отчет нет? Не специально ли нам его подсунули?
– Это ты зря, Степан, – решительно возразил Цицианов. – Мы сами сии дела разберем и следствие учиним. Но пока стоит работать с тем, что у нас есть. И свидетельства Дурново…
– Сии свидетельства легко опровергнуть. Или частичной виной все ограничится. А знаешь что это такое? – спросил Соколов.
– Как не знать. Фактическое оправдание Салтыковой и провал нашего с тобой расследования.
– Я, князь, не обвинить Салтыкову жажду, но найти истинно виноватых. И ежели она повинная в смертоубийстве – то должна отвечать. А угождать персонам я не намерен. Посему давай правду искать.
– Дак я разве против, Степан? Но я знаю, что Салтыкова виновна.
– Тогда нам стоит доказать её виновность. Но те, кто не желает, чтобы эта виновность была доказана, подождут, пока мы свидетельства соберем по делам, что они нам подсунули, а затем Сенату в Петербурге собственные свидетельства представят. И сии свидетельства станут почище наших. Ты ведь пойми, князь, все то, что мы собрали – слишком зыбко. Ничего мы там не докажем. У нас пока имеется только четкое свидетельство сержанта конной гвардии, бывшего холопа Салтыковой по делу Тютчева. Но сие дело токмо про покушение на чиновника.
– Так ты сам не хочешь уже имеющиеся у нас сведения должным образом представить, – в сердцах произнес Цицианов.
– Хватит, князь, заниматься подтасовкой. Все сие нечистой игрой попахивает. Однажды я уже пошел у тебя на поводу, перед тем как Иванцова в Петербург послать.