Соколов промолчал. Цицианов был прав. В Петербурге ждали победной реляции о завершении дела против душегубицы.
– Значит, и нам предлагаешь совершить подлог? – спросил Степан после длинной паузы. – И получить милости императрицы за то?
– Ты хороший человек, Степан Елисеевич. Но неужели так ничего и не понял в высокой политике?
– Ты о чем, князь?
– Мне лично велели добыть доказательства виновности Дарьи Салтыковой. Виновности! А стало быть, они в Петербурге уже решили, что Дарья виновата в убийствах холопов.
– Значит полог, князь?
– Не думаю, что здесь уместно это слово, Степан Елисеевич. Не скажу, что Салтыкова убила больше ста человек. Сие маловероятно. Но смерти на ней есть! Не просто так на Москве о ней страшные вещи говорят. Неужели ты ранее о том не слышал?
– Слышал и много раз, князь. Но мне дела сего никто и никогда не поручал. Знали, что я на сделку не пойду.
– А здесь твой начальник Бергоф вдруг тебе сие дело отдает! А почему, Степан Елисеевич? Да потому, что Бергоф осторожен! Не знает он каким ветром из столицы подует. Потому и назначает тебя и тебе же палки в колеса вставляет!
– И что, князь?
– Говори что делать, Степан Елисеевич. Я подчинюсь тебе, – обиделся князь. – Прикажешь все дело заново начать? Прикажешь доложить, что Салтыкова ни в чем не повинна?
– Да подожди ты горячиться, князь. Салтыкова наверняка в нескольких смертях крепостных повинна. В том ты прав! Дыма без огня не бывает. Но вину её многократно преувеличили. Вот что я думаю.
– Степан, мы не можем докладывать о кладе салтыковском никому. Сие дело темное и нас с тобой поднимут на смех. А ежели Сабурова в чем заподозрим, и он про то узнает, то напишет на нас жалобу Вяземскому. А сведения о кладе у тебя откуда? От священника-выпивохи. Али забыл как он тебя тогда водкой потчевал?
– Может и так. Да и не единое сие предположение начет клада. Есть еще мыслишка, что дело сие политическим пахнет.
– А это откуда ведомо? – искренне удивился Цицианов.
– Мне донесли, что чиновник Михайловский, в дому которого мы документ выкрали, по пьяному делу жаловался на грехи свои тяжкие. И те грехи были не токмо про взятки, но про некое дело тайное. Про покушения на устои империи дело шло тогда.
– А кто доносил про то?
– Дак один мелкий чиновник, что оплату от юстиц-коллегии за то получает. Донос он сделал начальнику канцелярии, но тот, услышав про политику, перетрусил и меня вызвал.
– Но доподлинно что он рассказал? Какого свойства то дело политическое? И как с нашим связано?
– Точно Михайловский ничего не рассказал. Но ты сам посуди, такой как он, по мелочи плакаться не станет.