Это было странно, потому что Аня, которая боготворила книги, возможно, и могла украсть несколько, но точно не стала бы портить страницы.
Марина долистала «Волхва» до конца, и на это ушло немало времени, но больше обведенных букв не нашла.
А потом она смотрела на эту букву, обведенную рукой Ани, смотрела и плакала, долго, кажется, несколько часов, и ей не становилось легче.
Дневник Анны
Сегодня я опять совершенно не выспалась. На самом деле, ночи превратились в какую-то изощренную пытку. Если бы я жила одна, сидела бы, наверное, за книгами или компом часов до четырех. Может быть, тогда я бы уставала достаточно, чтобы нормально засыпать.
Ну с мамой этот номер не пройдет, конечно. Ее комнату отделяет от моей длинный коридор, и я правда не понимаю, как ей удается, подобно чутко спящей ищейке, слышать, как я вожу ручкой по листу бумаги или видеть свет из-под моей двери. Блеск. Я спрашивала ее, чем ей мешает свет из-под дверной щели. В конце концов она сказала, что не может нормально спать, когда знает, что я не высыпаюсь и что, мол, утром мне придется идти в школу никакой. Вот как она это завернула!
Итак, ночь. С каждым днем становится хуже и хуже. Может, это бессонница, может, еще что-то, но каждую ночь я чувствую себя так, как будто грежу наяву. Засыпаю, кажется, часов в пять, в шесть, и просыпаюсь утром совершенно разбитая. Иногда мне жалко, что я не курю, – может, хоть это меня бы успокаивало, тем более мне повезло с балконом в собственной комнате. Конечно, она бы наверняка унюхала, и был бы скандал… Так что, может, все и к лучшему. Включать свет себе дороже, поэтому я надеваю наушники, включаю „Райволу“, песни китов или еще что-то вроде того, но это мне не помогает. Тишина не помогает тоже.
Киты – удивительные создания. Я читала, что они используют пение для общения круглый год (а не только в брачный период, как многие думают). В воде плохо видно, запахи тоже распространяются медленно, поэтому эхолокация – это выход. Удивительно, что процесс образования пения не изучен до конца. Если точнее – у беззубых китов, которых звуковыми губами природа обделила. Песня образуется у них в глотке, но как? Ведь они не дышат кислородом. До сих пор неясно до конца. За это и люблю биологию – вроде как и точная наука, но куча всего остается неясным. А я думаю, ответ простой – если по-настоящему хочешь петь, будешь. При условии, что тебя есть кому услышать.
Я лежу в темноте, и киты плывут у меня под веками. Они поют, и я хочу им ответить, но меня никто не слышит.
Я думаю: каково жить одному? Неужели я сумею продержаться до того, чтобы наконец жить одной? Не уверена.
Забавный факт. Я хорошо знаю, что нервирую свою мать. Знаю, что она не любит меня. О. Надо бы приберечь эти странички, не сжигать их в конце года, как остальные. Когда буду сидеть в кабинете у психолога с кризисом среднего возраста, покажу ему эти листочки.
„Доктор, вот тут, за 28 сентября… Вот здесь я впервые признаюсь себе, что думаю, она меня не любит…“
Нет, нет, нет. Если вся эта хрень случится со мной воочию – средний возраст, кризис, психолог, работа в офисе, тупоголовые подружайки вроде маминых, которые приходят по выходным поныть друг другу кто про то, как ненавидит своего мужа, кто про то, как хотел бы себе хоть какого-то… А еще дети, которых родили как-то от нечего делать, потому что пора, или от страха, или потому что все вокруг говорили: так надо, или просто потому, что так вышло. А еще маленькие идиотские хобби, типа макраме, курсов программирования для чайников и.
Так вот, если это вдруг случится со мной, вот тут-то было бы хорошо не оказаться в этот момент в одиночестве – чтоб было, кому пристрелить меня, что ли.
С утра я была в хорошем настроении – для этого, бывает, хватает такой малости. С вечера заплела много косичек – маленьких тонких косичек, – намочила их и так легла спать. Утром волосы выглядели потрясающе, правда, целая копна темных кудрей. Я давно себе так не нравилась.
Мама за завтраком сказала, что мне идет –